Не просто так, но я не предполагал, что к кому-то, а не из-за собственных проблем со здоровьем.
В реанимационную палату нас не пускают, конечно. Но благо частная клиника располагает достаточным бюджетом, и у реанимации оформлена и натерта до блеска прозрачная стена. К которой холера моя прижимается так же, как маленькая девочка к витрине магазинчика со сладостями.
И смотрит туда с такой же надеждой… Даже пальцы украдкой скрестила, только совсем забыла, что я рядом стою и вижу.
Женщина за стеклом – хрупкая и бесчувственная. Лежит себе на постели, укрыта одеялом по грудь, со всех сторон опутана шлангами и капельницами. Подключена к кардиомонитору, писка которого мы не слышим, но зато видим бегущие на нем цифры и пульсирующую линию сердечной активности.
Женщина достаточно взрослая, чтобы быть сестрой. А значит…
– Так надеялась, что приду и она тут пришла в себя, – тихо шепчет холера, нашаривая пальцами мою руку. Цепляется с совершенным отчаяньем. – Только, видимо, не заслужила таких чудес. Никаких не заслужила.
– Катя, вы не правы, – покашливает врач, оставшийся стоять рядом с нами, – операцию провели буквально в четверг. Вашу маму даже не начали выводить из критического состояния, мы ждем, пока её показатели станут нормализовываться.
Кусает губы. Они кривятся болезненно. Я будто слышу, как громко в груди моей девочки шумит кипящая горечь.
– Я могу к ней зайти сейчас? – холера спрашивает вымученно, устало. У неё вновь кончились силы, как и надежда, судя по всему.
– К сожалению, мы не приветствуем визиты в реанимацию. Слишком велики риски для здоровья пациента после операции, – врач явно не рад, что ему приходится холере отказывать, он явно очень ей сочувствует, – если восстановление состояния вашей мамы пойдет по графику, мы выпишем её из реанимации во вторник. Приедете?
– Приеду, разумеется.
Холера бросает еще один взгляд за стекло, а потом стискивает зубы и срывается с места. Почти убегает, оставляя меня у операционной в компании врача.
Я бросаю взгляд на лицо Бориса Анатольевича, вижу его скорбное лицо. Однозначно сочувствует.
– Док, я могу вас попросить кое о чем? – покашливаю я, обращая его внимание на себя.
– Информация о пациентах и их родственниках посторонним лицам не разглашается, – эхом откликается врач, будто ожидающий, что я начну его спрашивать о холере.
– Меня интересуют только вопросы оплаты счетов, – я покачиваю головой, – если возникнет необходимость…
– Катерина до сей поры справлялась с самостоятельной оплатой счетов, – ровно отрезает врач.
– Но мы ведь оба понимаем, что столь молодой девушке сложно справляться с этой задаче и не нарушать некоторых границ?
Да, оба.
И судя по взгляду врача – у него тоже гипотезы о промысле моей холеры не самые радужные.