— Денег у меня особых нет. Пара медных монет. Но если пожелаешь, спасительница, то могу сложить про тебя песню! Обещаю распевать ее в трактирах — великую историю о том, как бесстрашная Борро победила в неравном бою Барса Оскаленного и Шепота Зловещего! Расскажу я в песне о том, как выбила ты из них дух вонючий, как стенали они жалобно и пресмыкались у ног твоих подобно гадам никчемным! Воспою твою я доблесть! Низвергну я словами стихотворными Барса Трусливого и Шепота Зловонного в адскую бездну позора! Ежели и выжили они сегодня, то от стыда из чащи дремучей боле никогда носа не покажут! И поделом!
Чуть поодаль за деревьями коротко хрустнули ветки, прошелестел чей-то сдавленный хрип, осыпалась на землю листва. Не иначе ветерок лесной озорничает…
— Я не славы ищу в сражениях, а справедливости ради в бой иду! — ответила гордо Борро, и за далекими деревьями послышалось короткое кабанье хрюканье, чем-то напоминающее прерванный смешок.
— Но как же мне тогда тебя отблагодарить?
— Как… Хм… за спасение — ничего не попрошу, ибо негоже. Не ради чести и злата вступилась я за немощного старика. За бульон и обогрев у костра — тоже ничего не попрошу взамен. А вот за это… — девушка словно из воздуха достала большую кожаную флягу. — За несколько глотков старого доброго вина, я попрошу у тебя, друг мой менестрель, всего лишь сказку.
— Сказку?
— Сказку.
— Сказки бурчать я не мастак, — вздохнул горько седовласый менестрель, плотнее запахивая драный плащ и усаживаясь на поваленное дерево.
Протянув старику флягу, Борро подарила ему еще более чарующую улыбку:
— Мне сгодится любая. Особенно люблю я сказки о старых временах, про звезды и обещания.
— Ха… о такой сказке мне и слыхать-то не приход… постой! Нет-нет! Сказки сказывать я не мастак! Тут не соврал ни словом! Но однажды, в детстве, помню, как бабушка моя, что давно уж там на небесах пирует, старая ворчунья, с которой скоро свижусь я… так вот! Помню, как болел я сильно — горло застудил — и третий день лежал в постели. И вот тогда ворчливая бабуля поведала мне сказку небольшую, хотя сама не слишком любит враки. И я запомнил все ее слова, ведь та история хоть и враки, но больно уж странна! Не знаю, посчитаешь ли ты ее за сказку, но нет другой подобной у меня… чтоб и про звезды, и про желанье…
— Почту за радость, коль расскажешь, — обрадованно поощрила старика Борро, опуская в котелок деревянную ложку и помешивая бульон.
Левая рука девушки вздрогнула в молниеносном смазанном движении, и с высокой ветки над головой менестреля свалилась толстая пятнистая змея, умершая еще в полете от удара крохотным серебряным ножом. Старик не обратил внимания за легкий шум за спиной — отхлебнув вина, прикрыв глаза, он медленно поглаживал жидкую бороденку, собираясь с мыслями.
А Борро тем временем метнула еще один нож, угодив точно в горло вымахнувшему на полянку серому волку. Зверь перекувыркнулся через голову и пропал в серой посмертной вспышке, оставив после себя лишь шкуру и клыки.
Если бы усталый и медленно приходящий в себя менестрель прислушался, он, возможно, смог бы уловить приглушенные звуки, состоящие из свиста стрел, мягких ударов мечами, буханья топоров и молотов, а еще треска магических разрядов и рвущихся ловчих сетей. Вокруг костерка с бульоном среди древесных стволов метались воины, убивая и убивая вставший на тропу войны лес — вернее его многочисленных обитателей, что вдруг пожелали смерти старому хриплому ворчуну с лютней. Казалось, вся Вальдира разом признала в безобидном старике смертельного врага…
И лишь сам виновник переполоха смаковал вино — возможно, лучшее в его жизни — и, собираясь с мыслями, не замечал ничего вокруг. Загадочная Борро в черных одеждах терпеливо ждала, делая необходимые приготовления для сытного обеда. Среди прочих вкуснейших свежих ингредиентов девушка опустила в котелок пару кусков мяса от спикировавших сверху тетеревов, нацеливших клювы на лысину певца. Птичья подлая затея не удалась, а бульон станет жирнее…
Старый менестрель «вернулся», лишь наполовину опустошив флягу, открыв глаза к мигу, когда на чистый рушник, украшенный вышивкой в виде листьев и цветов барвинка, легли ломти деревенского хлеба и луковицы сладкого и одновременно жгучего, как слеза молодой вдовы, лука.
— Удивительна сила у сего растения, — заметил старик, глядя на вышивку. — Стоек и жизнелюбив барвинок…
— Потому в великом почтении он у алхимиков, — согласилась Борро. — Прошу, отведай нехитрых яств.
Не став спорить, дед с удовольствием отхлебнул горячего бульона, откусил от куска хлеба с положенным поверх него шматом мяса, посыпанного рубленым луком и круто посоленным. Зажмурился от удовольствия… посидел так молча, смакуя столь редкое для него угощение.