Обещание

— Нет. Мы не нуждаемся ни в чьей благотворительности.

Надо сказать, Лидия была великолепна в своем гневе. Она встала, схватила со стула мокрый плащ и велосипедный шлем, больше не глядя ему в глаза.

— Забудьте. Спасибо, что дали мне знать и все такое. Внесли свою лепту. У нас все будет хорошо. Жаль было услышать о вашем брате, — подумав, добавила она.

И не успел он среагировать, как она чопорно ушла прочь, ни разу не оглянувшись. Дэн поймал себя на том, что удивляется тому, каким сердитым может выглядеть человек только из-за того, что у него напряжены плечи, и в то же время внутренне сжиматься от того, что их встреча так плохо закончилась. «Отвергни их, избавься», — говорил он себе полчаса назад. Но все оказалось не так просто. Теперь он был почти уверен, что это будет совсем не просто.

Глава двенадцатая

— Ах! Ты это сделала. Тебя не порубили на куски, не сложили в мешок для мусора и не держали в заложницах в квартире какого-нибудь извращенца. Какое облегчение! — воскликнула Бриджит, когда Лидия подошла к школьным воротам.

Ответная улыбка Лидии показалась какой-то неуверенной. «Облегчение» было не совсем тем словом, которое она бы использовала для описания своих чувств, но да, по крайней мере, ее не убили и не похитили. Довольно низкая планка для светлой стороны, но сегодня ей нужно было найти положительные стороны хоть в чем-то. Она все еще пребывала в смятении. «Патрик мертв, Патрик мертв», — тупо повторяла она про себя. Как бы она ни мучилась из-за своего глупого, спонтанного отказа от его денег, она это сделала. О чем она только думала? «Я сделала это», — вот и все, что она сказала.

— И-и-и? — подтолкнула Бриджит. Она была крупной женщиной и при этом громкой, из тех людей, которые, естественно, привлекают к себе внимание. И сейчас на них тоже смотрели. Лидия приложила палец к губам и отодвинулась от толпы.

— Я только что познакомилась с братом Патрика, — тихо сказала она.

— Патрик, — нахмурившись, повторила Бриджит, а затем вытаращила глаза, когда до нее дошло. — Погоди, погоди, погоди! Что? Тот самый Патрик? Ты сейчас встречаешься с его братом?

— Нет! Не совсем так. На самом деле совсем не так. — Лидия огляделась, чтобы убедиться, что их никто не слышит. — Он попросил о встрече со мной, потому что… Ну, в общем. Сказать мне, что…

Пришел школьный смотритель, чтобы отпереть ворота, и ожидающие родители начали проходить в классы. Лидия и Бриджит отошли в сторону.

— Он умер, — резко закончила она. — Патрик. Утонул. По глупости. — Слезы навернулись ей на глаза, потому что было так странно произносить эти слова и знать, что они были правдой.

Он всегда был таким отчаянно живым, вот в чем дело. Полный жизненных сил, такой стремительный, сильный и сексуальный. Он озарял комнату, просто входя в нее; она не могла отвести от него глаз. В течение долгого времени после их разрыва она все ждала, что столкнется с ним, смотрела на прохожих, задаваясь вопросом, увидит ли среди них лицо Патрика. Но она больше его не видела и теперь никогда не увидит. Его больше нет.

— О боже мой! Детка, мне так жаль. Как ты себя чувствуешь? — Бриджит заключила ее в объятия, и на несколько коротких мгновений Лидия позволила эмоциям овладеть собой. На нее нахлынули воспоминания. Их общие моменты счастья.

Например, первый раз, когда он пришел к ней домой: во вторник днем, когда они оба прогуливали работу. «У меня начинается мигрень», — полуприкрыв глаза, сказала она своему боссу, а потом чуть ли не вприпрыжку припустила по дороге, чтобы успеть на метро. Часом позже они с Патриком уже были в постели, и на их тела через окно светило солнце. Как это было восхитительно, как прекрасно. После они лежали в объятиях друг друга, и легкий ветерок доносил знойные звуки чьего-то кларнета. «Это наша тема», — сказал он за мгновение до того, как музыкант взял фальшивую ноту, отчего они оба расхохотались.

Тот вечер, когда он удивил ее, в солнечный день дождавшись у офиса с корзинкой клубники и бутылкой холодного игристого. Они сидели в Ричмонд-парке и кормили друг друга крупной алой клубникой, и она подумала, что вполне может умереть от полного удовлетворения. Она до сих пор ловила себя на том, что думает о нем всякий раз, когда ест клубнику.

Выходные, которые они провели в Саут-Даунсе[17], остановившись в девятисотлетнем замке с цокольными окнами и видом на ров. Они вообразили себя королем и королевой, и она впервые сказала Патрику, что любит его. «О боже, я тоже. Ты даже не представляешь, как сильно», — ответил он с такой живой искренностью, что она почти не выдержала напряжения. «Вот он, — говорила она себе, и сердце ее таяло, когда она проснулась воскресным утром и упивалась великолепным видом своего спящего мужчины. — Тот самый. Отныне и навсегда. Я люблю его!»

(С момента, когда она узнала о нем правду, ее снедало любопытство. Что он говорил своей жене во всех этих случаях? Якобы работал допоздна? Устраивал мальчишник? Проводил вечер за покером с друзьями? Теперь она, вероятно, никогда этого не узнает. Но как можно жить в ладу с самим собой, так нагло лгать человеку, которого якобы любишь?)

Так или иначе, счастливое время длилось и длилось, пока ее не подвели таблетки — теперь было ясно, что пищевое отравление ни при чем, — а затем пришел положительный тест на беременность. Вскоре после этого он проделал свой трюк с исчезновением, аккуратно смывшись из ее жизни, как будто вырезал себя из картины.