— Давно вдовствуете, госпожа? — спросил врачеватель прямо.
Елень помрачнела:
— С осени.
Доктор окинул взглядом стоящего неподалеку Соджуна.
— А этот мужчина?
— Он нас спас…
— Если так, значит, он хороший человек, — вдруг сказал знахарь.
Елень вскинула на него глаза. Она не могла рассмотреть искореженного болезнью лица. Не могла рассмотреть выражение глаз, но голос слышала. И этот голос ее сейчас утешал.
Соджун не слышал этого разговора: стоял далеко, да и дети о чем-то перешептывались рядом, мешая сосредоточиться. Он лишь заметил, как прокаженный пару раз повернулся к нему.
«Значит, выспрашивает обо мне», — мелькнуло в голове.
Он перебросил в руку увесистую суму и пошел к доктору и Елень, разговаривавшим друг с другом через забор. Знахарь при виде Соджуна замолчал, а капитан остановился возле калитки, не зная, как передать прокаженному привезенное. Елень помогла.
— Господин Ан, вот возьмите, — и она стала доставать из увесистой сумы свертки и кули.
Знахарь не отнекивался, не отказывался, лишь пододвинул огромный горшок, стоящий во дворе, куда Елень и сложила еду. Когда сума опустела, она оглянулась на Чжонку, и тот поднес еще два небольших куля.
— Зерно для ваших куриц, — проговорила женщина.
— Благодарю, госпожа, не стоило так суетится. Вы и так не даете мне умереть голодной смертью. Благодаря вам я не забыл ни вкус риса, ни запах хлеба, — ответил доктор Ан и повернулся к Соджуну. — Благодарю, господин. Не побрезгуйте, вот. От всего сердца. Моих рук не коснулись эти прекрасные дикие сливы.
С этими словами знахарь вытащил из другого большого кувшина бутыль, плотно закрытую крышкой. В таких бутылках обычно выстаивалось домашнее вино. Соджун глянул на прокаженного, потом на бутыль и протянул руки, в которые легла тяжелая холодная емкость. Капитан даже почувствовал, как внутри перекатываются тугие сливы, ударяя в пузатые керамические бока. Он молча поклонился и отошел, давая возможность Елень и знахарю спокойно поговорить, а после подозвал скучающих детей, и те, простившись, пошли следом за ним вниз.
Елень спустилась задумчивая и грустная. Смотрела под ноги и ни с кем не говорила. Соджун подошел к ней с тем, чтобы помочь взобраться в седло, но она взлетела птицей, усаживаясь по-мужски, и на него не взглянула. Капитан вздохнул и промолчал: он никогда не отличился словоохотливостью.
Они ехали по лесу. Взрослые молчали, дети о чем-то оживленно говорили. Соджун не прислушивался, думая о разговоре Елень со знахарем. Такой задумчивой она не была уже давно. Но тут Хванге повысил голос, и капитан посмотрел на детей, ехавших впереди.
— Я считаю, что мужчина и должен быть сильней! Чжонку-хён[2], я тебе сейчас противостоять не смогу, но моя мама…, — отстаивал свою правоту мальчик. Мать, ехавшая во главе отряда, оглянулась, и ребенок смолк на полуслове, обиженно повесив нос.
Чжонку было не с руки спорить о мастерстве госпожи. Он признавал ее лучшей наездницей: она и поводья-то опускала, правя коленями, даже не видать когда! Он слышал о ее деде-генерале. Ну так и он мог бы рассказать что-нибудь о своем деде, будь тот генералом, а не политиком. А у отца вся грудь в шрамах, и ни одной на спине! Он воистину доблестный воин[3]!
ebooksa