Любовь и проклятие камня

22
18
20
22
24
26
28
30

Но договорить ему не дали. Мён глянул исподлобья, шагнул, и тяжелые бусины гыткыма его чжонрипа качнулись перед глазами Соджуна. По лицу пробежала тень, и капитан разглядел улыбку, прятавшуюся в усах начальника стражи.

— Ответьте мне честно, капитан Ким. Вы живете с этой женщиной, потому что она жена изменника или потому что любите ее, несмотря ни на что? — едва слышно спросил Мён, буравя подчиненного испепеляющим взглядом.

Соджуну кровь бросилась в голову, но голос не дрогнул, лишь пальцы скрипнули на кожаной рукояти меча.

— Я ее люблю, — ответил он твердо.

Начальник ухмыльнулся.

— Вот то-то и оно, — сказал он, — просто вы сделали то, на что у других смелости не хватило. Вы живете с любимой женщиной и вам дела нет до остальных.

— Господин…

— Ступайте, у вас два дня выходных. Потом вместе с сыном поезжайте в Сонгюнгван и собирайте студентов. Я буду ждать вас на выезде из города у северных ворот.

Соджун поклонился и ушел. Он ехал по опаленным полуденным солнцем безлюдным улицам города и думал о словах Син Мёна. Он не мог назвать себя ни смелым, ни безрассудным. Поступил так, потому что по-другому поступить не мог. Он и так слишком долго мирился с тем, что происходило в доме отца. А в начале недели он должен уехать на целый месяц. Елень останется одна. Даже Чжонку рядом не будет. Успокаивал тот факт, что теперь она свободный человек, вряд ли отец предпримет что-то. Для него Соджун и правда умер.

Каждый раз сталкиваясь с сыном, министр не менялся в лице и просто проходил мимо стражников, склонившихся перед чиновниками. В дом, где Соджун родился, его не пускали, так как хозяин не дозволял. Так и жили: отец, брошенный сыном, и сын, отвернувшийся от отца…

Солнце палило нещадно, и тени только начинали отползать от ограды поместий. Конь отмахивался от назойливых слепней, садящихся на влажный разгоряченный круп. Иногда жесткий волос щелкал по рукам, но Соджун словно не замечал этого. Лишь похлопывал время от времени по горячей шее жеребца. Уже подъезжая к дому, капитан услышал характерный щелчок, а потом стук — так стрела слетает с тетивы и попадает в соломенную мишень. Соджун даже повертел головой в поисках источника звука, но на пыльной улице было совершенно пусто. Капитан спешился и вошел в задние ворота. Вновь свист стрелы. Соджун даже присел от неожиданности.

— Не задирай так высоко, — услышал он голос Елень, а, сделав несколько шагов, увидел ее с Сонъи. Обе женщины в тех самых тренировочных костюмах, которые подарил капитан, стояли напротив мишени, и Сонъи натягивала лук. А в центре двора стояло кривое соломенное чучело, возле которого сгруженными в кучу на небольшом столике лежали обычные палки и деревянные мечи, и тоской затянуло сердце.

А он-то уже решил, что госпожа позабыла о тренировках детей и успокоилась. Нет. Не забыла. Не успокоилась. Просто капитан возвращался поздно, когда все снаряды для тренировок были уже убраны, когда уже ничто не говорило о том, что еще час назад Сонъи натягивала боевой лук, а Хванге стрелял из самострела. Когда Соджун въезжал во двор, женщины или вышивали, или что-то перебирали. Все тихо-мирно. Обычные женские дела дворянок. И сердце успокаивалось от мысли об этом. Вот только…

— Не держи долго пальцы на тетиве! Не разворачивайся так сильно. Сонъи, смотри еще раз.

С этими словами Елень забрала у дочери тяжелый боевой лук, вдохнула, подняла голову к мишени, вскинула лук, и в то же мгновение щелкнула тетива. Стрела влетела точно в темный центр мишени, утонув в соломе по самое оперение.

— Не бойся промазать, дыши спокойно…

— У меня сил не хватает натянуть этот лук, — пожаловалась девочка, — он слишком тугой для меня!

— Тогда нужно заказать такой, чтоб был по руке, — вмешался Соджун, выйдя к женщинам. Те тут же поклонились.

— Вы рано сегодня, господин, — проговорила Елень, пряча досаду. От капитана это не ускользнуло.

— Давно тренируетесь? — поинтересовался хозяин дома.