Любовь и проклятие камня

22
18
20
22
24
26
28
30

По окончании завтрака капитан, прихватив невод, вместе с Ынчхолем отправился вниз по реке к месту брода. Ынчхоля нельзя было удивить охотой. Он неплохо бил и зверя, и птицу. Дома его дожидался ручной сокол, с которым юноша часто охотился. Однако на рыбалке был впервые, поэтому во всем слушался капитана. А тот смотрел на юнца и все больше креп в своей догадке: не сам Ынчхоль придумал эту затею со стрелой. Кто-то сболтнул, а этот загорелся. Загорелся, да обжегся. Несмотря на то, что, судя по поведению юноши, все эти занятия для него были в новинку, вел он себя достойно. Слушал внимательно, делал правильно, а если ошибался, то пытался понять причину ошибки, а уж потом ее исправлял. Ему было холодно, как и самому Соджуну — на дворе стоял сентябрь — но он не сетовал и не жаловался, поднимаясь с бродом против течения по колено в воде.

Наполнив две заплечные корзины рыбой, они отправились в обратный путь. Шли рядом вдоль берега реки, поднимаясь по течению. Под сапогами шуршала галька, рядом бежала вода, и путники молчали. Наконец, Ынчхоль не выдержал, повернулся к капитану, который шел следом и остановился. Остановился и Соджун и поднял глаза на юношу. Тот смотрел и холодно, и остро, и будто виновато.

— Почему… почему вы меня не спрашиваете? — наконец вымолвил Ынчхоль, так и не дождавшись помощи от капитана.

— О чем?

— Я… я ведь не в Мингу стрелял… я хотел…

Капитан тяжело вздохнул.

— Мне одно лишь любопытно, — усмехнулся он, — ты правда хотел убить?

— Нет! — крикнул Ынчхоль, и Соджун вперил в него тяжелый, испытующий взгляд. — Нет! Я все рассчитал! Стрела должна была пролететь мимо и напугать Чжонку… А Мингу… Мингу он…

— Он не знал о твоих расчетах и просто увидел стрелу, летящую в сторону его друга, — закончил за него капитан.

Юноша кивнул.

— Сейчас я понимаю, что в любом случае неправ. Во всем неправ. Я не должен был задирать Чжонку, не должен был… не должен был говорить дурно о вас и… той женщине и ее дочери.

Ынчхоль стоял, сжимая обеими руками плетеные лямки корзины, и на капитана не смотрел: не хватало силы духа. А тот молчал и ничем не помогал: не ругал, не успокаивал, не спрашивал. Просто стоял и смотрел, и от этого взгляда, изучающе-испытующего, хотелось удавиться! Хоть бы наорал или затрещину отвесил, что ли!

Но капитан усмехнулся лишь:

— А чего ты все это говоришь мне? Вот и скажи это Чжонку. У него тоже уши есть, выслушает.

С этими словами он поддернул тяжелую ношу и пошел вперед. Ынчхоль посмотрел ему вслед, а потом поспешил вдогонку. Он шел рядом, стараясь идти так же широко и вольно, как это делал капитан. А Соджун просто шел и на виноватого ребенка не смотрел.

До ночи они в шесть рук чистили улов, да гнали в палатку Мингу, который не хотел оставаться в одиночестве. Рыбу насадили на прутья и спустили в яму-коптильню, а на горячие древесные угли, которые Соджун готовил с утра, накидали можжевельника, потянуло пахучим дымком. Развели еще дополнительный костер. Установили черед сторожить.

— Зверь в это время года сытый, но кабы лиса к нам на рыбку не пожаловала, — усмехнулся капитан и ушел в палатку, уводя Мингу и оставляя у костра непримиримых Чжонку и Ынчхоля наедине. Юноши переглянулись и промолчали. Капитан их сменит под утро, так как в это время больше всего хочется спать.

Сначала парни молчали, лишь изредка поглядывая друг на друга. Потом Чжонку встал, прошелся, подбросил дров в оба костра и как бы между прочим сказал:

— Чего обоим не спать? Ты спи, я потом тебя разбужу.

— Тогда я первым не буду спать. Иди в палатку.