Любовь и проклятие камня

22
18
20
22
24
26
28
30

Он был сосредоточен и настроен решительно. Елень смотрела ему в спину и понимала, если не поедет она — поедет он. Поэтому натянула рукавицы, надела душегрею, замоталась платком и влезла на лошадь. Соджун поймал ее за стремя.

— Может, поцелуешь? — попросил он.

Она, почти не разговаривавшая с ним на протяжении всех этих тягостных дней, глядела на него, не мигая, а он смотрел на нее с нежностью и грустью. Словно хотел извиниться. Елень наклонилась с седла и коснулась губ губами. Жесткие губы откликнулись. Мозолистая рука коснулась щеки.

— Езжай осторожно, — сказал капитан и отступил назад.

Она сидела верхом на своей кобыле, а двое жеребцов следовали за ней в поводу. Верхом она вернется быстрее. Еще до темноты. Соджун стоял у дома и провожал ее взглядом, пока та не скрылась в поземке. Вздохнув, он зашел в дом.

Через полчаса оружный, в легких доспехах, он покинул дом и подпер снаружи дверь, чтоб она не открывалась. С мечом в руке он направился вниз к речке, он не оглядывался, хотя и понимал, что идет умирать.

Елень к этому времени выехала к опушке леса и глянула вниз. Там, у подножья горы лежала деревня, но сейчас она тонула в снежном вихре. Женщина натянула платок до глаз, спешилась и подошла к краю дороги, сбегавшей отсюда вниз. Вот только не разглядеть куда именно: белая завеса соединяла небо и землю.

— Ну, вот что. Возвращаемся, — сказала Елень лошадям и повернула назад.

В сарае она насыпала овса в кормушки, разделила остатки сена и только тогда пошла в дом. Соджун не встретил ее, хотя должен был слышать голос. Мало того, дом оказался запертым.

— Неужто, в такую непогоду на рыбалку пошел? — пробормотала она удрученно и вошла в домик.

Вошла и огляделась. Все как и всегда, но на душе скребли кошки. Елень вновь вышла.

— Соджун! Соджун! — прокричала она. Но в ответ было лишь завывание вьюги. Метель все свирепела. Небо потемнело. Не к добру.

Елень вновь вернулась в дом. Она стояла на пороге и оглядывалась. Что-то было не так. Но что?

И тут она поняла. На подставке был лишь одни меч — ее собственный. Меча капитана не было. В два шага она оказалась у сундука и откинула крышку — пусто! А еще вчера здесь лежали доспехи Соджуна. Елень затрясло от страха, пожирающего душу.

— Оружный… в доспехах… куда? — пробормотала она.

Дед, именно дед заставил ее смотреть холодно и мыслить здраво даже тогда, когда рассудок сходит с ума, а сердце умирает. Глаза шарили и шарили по комнате. Медленно, очень медленно, и Елень увидела. На столике, где лежали книги и стояли чаши с лекарствами, был лист бумаги, исписанный крупным ровным почерком. Елень схватила этот лист и впилась в него глазами, и с каждым словом чувствовала, как толчками из сердца уходит жизнь.

«Моя прекрасная любовь… Я хотел сделать тебя своей женой. Хотел сделать счастливой. Знай, я ушел счастливым, ведь ты ответила на мою любовь. О большем я и не мечтал... Поезжай к детям. Надеюсь, в следующей жизни мы будем вместе, и никто не помешает нашему счастью. Соджун».

Сердце рвалось тонкими струнами, и волосы шевелились на затылке. Куда бежать? Где искать? Что случилось? Елень бросила взгляд на столик. Письмо, что она держала в руках, было придавлено шпилькой из камня змеевика. Женщина подняла ее.

«Эту шпильку он приберег для меня. Эту шпильку он купил мне. Это моя шпилька»,— лихорадило от мыслей.

Сунув ее за пазуху Елень выскочила из дома и завертела головой. Сам бы он не ушел. Слаб еще. Да и зачем? А это значит, что их выследили. Кто?