Любовь и проклятие камня

22
18
20
22
24
26
28
30

Старый господин притих. Мимо него не прошли все новшества, которые ввел сын, но он не противился им. Со стороны могло показаться, что он просто сдался. Но только показаться. Соджун прекрасно знал своего отца. Тот никогда ничего не забывает и не прощает. НИКОГДА! То, что сейчас старик ничего не предпринимает, лишь свидетельствует о его размышлениях, а когда эти размышления подойдут к концу, нужно быть готовым и чтоб принять удар и чтоб отразить его. Так раненый тигр уползает в свою пещеру и зализывает раны, а уж как он выберется — берегитесь все!

Соджун решил себя подстраховать и, когда совсем потеплело, взяв с собой Чжонку и Хванге, отправился с ними на охоту. Солнце припекало уже ощутимо. Небо ослепляло своей голубизной. Ветер ласкал лица вершников, и ехать было так приятно. Чжонку припустил вперед, Хванге, припав к крупу своей кобылы, пустился следом, что-то крича вдогонку. Соджун улыбнулся. Мальчишки друг для друга были как братья. Хванге быстро настиг Чжонку и обогнал, как тот не настёгивал коня. Но поехали они по делу, поэтому Соджун свистнул, и дети повернули коней обратно.

— Вот смотрите. Видите укрепление, а там еще одно? Здесь мы разбиваем тренировочный лагерь. Вот так он обозначен на карте. Сморите внимательно, — объяснял Соджун, тыча пальцам в карту, которую специально заказал у переписчика.

Мальчики смотрели, сравнивали с местностью, спрашивали. Капитан терпеливо объяснял, учил распознавать значки. Чжонку и Хванге внимали. А потом они ездили еще к двум местам, где разбивали лагерь для учения.

— Отец, зачем вы нам все это показали? — спросил Чжонку, когда город показался.

Соджун придержал лошадь.

— На всякий случай, — ответил он уклончиво.

— На какой?

— Чтобы ты или Хванге смогли меня разыскать, если…

— Это из-за госпожи? — тихо спросил сын.

Отец не ответил, просто кивнул.

Подросток отвел взгляд и задумался. Он сам — своими глазами — видел, как отец страстно целовал госпожу. Видел, как она пыталась вырваться, а потом вдруг перестала и будто даже поддалась натиску. Шестнадцатилетний юноша впервые видел, как люди целуются. Друг из школы ему показывал запрещенные книжки с картинками, но что картинки-то, хотя и от них сердце вдруг начинало чаще биться, а тогда в чайном домике, сердце готово было выскочить из груди. Он знал, что отец время от времени ходит в Бёнгван и проводит там ночь с кисэн. А еще ребенок знал, что отец никогда не любил его мать: тот сам, напившись, как-то проболтался. Вот только госпожа Елень…Когда отец смотрел на нее, у него что-то менялось во взгляде. Загоралась в глазах какая-то сладостная мука. И каким-то еще неизведанным чувством мальчик осознавал, что, если бы отцу предложили отказаться от этой муки, тот бы умер, но не отказался бы.

— Вы любите госпожу? — осмелился спросить Чжонку.

Отец глянул на него, потом посмотрел на ускакавшего далеко впереди Хванге и вздохнул так, что на груди полы куртки разошлись.

— А сам как думаешь? — вдруг спросил он, заглянув сыну в карие глаза. Такие же глаза были у его матери, как два полумесяца.

Чжонку залился краской и кивнул. Соджун толкнул пятками лошадь, та зашагала бодрей.

— А госпожа знает об этом? — не унимался взрослый ребенок.

Соджун мог не отвечать. Мог промолчать или сказать, что это не касается Чжонку, дескать, не дорос. Мог, но не стал. То доверие, ту близость, что появилась между ними, он не хотел разрушать, а потому послушно отвечал сыну.

— Узнала.

Чжонку вздохнул, будто что-то понял, словно что-то осознал, и больше ни о чем не спрашивал, тем более Хванге направил свою лошадь к ним.