Фламберг вздрогнул, и всё вокруг Клары вмиг обернулось льдом.
Нет, не возникла исполинская ледяная глыба, на первый взгляд вообще ничего не изменилось, но Клара знала — чувствовала — что сила эта сковывает сейчас всякое движение магии, морозит, да так, что цепенеет всё, к чему она притронулась.
Да вот же она, Царица — замершая, как всё вокруг!.. Раскинувшаяся, окружившая собой Клару — но застывшая!.. Ненадолго, но ей, Кларе, и этого хватит…
— Вот и отлично, вот и молодец, — раздался спокойный, уверенный голос Скьёльда.
Сквозь застывшую силу трудно протиснулась совершенно иная, замешанная на Хаосе — чуждая всему известному Кларе. Этим системам не учили в Академии, Клара понятия не имела, что такое вообще возможно.
Сдавленный вопль Царицы — словно через затолкнутую в рот тряпку.
Лёд рассыпался, его место занимал скованный, взятый на цепной повод Хаос.
Он пробивал бесчисленные ходы в вампирьем окоченении, не давая в то же время освободиться самой Царице; словно ловчий драконейт, разрывающий для хозяина передними лапами норы, где синие фениксы прячут драгоценные яйца, так и Хаос подбирался всё ближе к Царице, сгребал, сгонял, заставлял как-то стягиваться воедино — похоже, что Царица Ночи больше пока что ничего и не могла.
— Вот и всё. — Всё-таки Скьёльд чуть-чуть задыхался. Недаром, ой, недаром давалась ему эта магия!.. — Отпускай свою силу, досточтимая Клара. Царица Ночи пленена. Вот она, здесь, у меня в ладанке. — И он похлопал себя по широкой груди. — Мы одолели, госпожа моя Хюммель. Мечи наши, все три. Теперь осталось лишь правильно пустить их в ход…
Он говорил спокойно, уверенно, лишь не мог никак справиться с одышкой.
— А так — я поздравляю, госпожа Клара. Ловко, очень ловко. Надо же, какой сюрприз приготовить!.. И никто ведь ничего не почувствовал, даже мы с Кором!..
Клара молчала. Она вдруг ощутила, что Царицы Ночи и впрямь нет, та исчезла, собранная и спелёнутая этим странным чародеем с драконами на выбритом черепе. Значит, он всё это время притворялся обессиленным?..
— Да, прощения за это небольшое представление я не прошу, — продолжал разглагольствовать Скьёльд. — Это, дорогая Клара, было необходимо. Мы победили, Царица Ночи пленена, все три Меча собраны, всё хорошо. А дракона вашего с Гелеррой я сейчас призову. Насчёт демонов и того паренька беспокоиться не стоит. Пусть убирается на все четыре стороны. Потом, если захотите, найдёте его и шкуру спустите, хотя, повторюсь, я бы и руки об него марать не стал. Демоны сами его схарчат рано или поздно. Они долго такие издевательства терпеть не любят…
Клара молча слушала. Ей следовало бы ощутить гнев, ярость, бешенство; но вместо этого в сознание снулыми рыбами вползали какие-то трупы мыслей: «Его надо убить. Это доставит мне удовольствие. Его надо убить — он обманул меня и, умри я, несомненно, всё равно справился бы с Царицей и забрал себе Мечи. А теперь он лжёт и изворачивается, чтобы я сама отдала ему и фламберг, и Иммельсторн с Драгниром…»
Это были мысли какого-то ходячего мертвеца. Рассудочные, абсолютно спокойные, словно последовательность инструкций в учебнике чар.
Но Клару это не ужаснуло. Точнее, она подумала, что должна была б именно ужаснуться, но нет. Просто стояла, опустив фламберг, глядя на довольного, словно обожравшийся сметаной кот, Скьёльда.
А тот и впрямь пошевелил пальцами, встряхнул кистями, словно музыкант перед особенно сложным исполнением. Клара ощутила колебания силы, посланный во все стороны зов; сейчас Сфайрат вернётся. Всё и в самом деле кончилось, совсем. Вот они, заветные Мечи; что дальше?
— Что дальше? — безо всякого выражения повторила она вслух.
— Дальше ты, досточтимая Клара, будешь так любезна передать мне Мечи, — вежливо улыбнулся Скьёльд. — Мы ведь шли именно за ними. Из-за них претерпели всё это. И вот — достигли! Дальним это не понравится, я знаю.
В ночи захлопали крылья. Да, вот он, Сфайрат. Дракон. Муж. Отец её детей. Рядом мелькает что-то белое — адата Гелерра. Где-то в темноте лежит бесчувственная Ирма. Бесчувственная, а может, и вовсе бездыханная. Ну и пусть. Какое это теперь имеет значение?