Алекто заметила, что король не смеялся. Он вообще принимал не много участия в беседах и дурачествах своей свиты, а отвечал порой, казалось, лишь ради соблюдения приличий.
— Его величество выглядит очень серьезным, — заметила она, наклонившись к леди Рутвель и понизив голос.
Та обернулась, мельком глянув на короля.
— О да, его величество питает интерес к наукам и вообще не по годам развит и отличается умом.
Алекто снова взглянула на короля, который, шагая, смотрел вокруг с таким спокойствием, словно никогда не сталкивался с понятием тревоги. Она тотчас ему позавидовала. Внезапно он посмотрел в ее сторону, и Алекто поспешно отвела взгляд.
Он упал на колонну в центре площади.
— Говорят, лорд Хокон превратился в нее, — прошептала леди Рутвель.
— А кто такой лорд Хокон? — спросила Алекто, и со всех сторон на нее обратились такие взгляды, что она тотчас почувствовала, что нужно было тоже понизить голос.
— Об этом позже, — одними губами произнесла леди Рутвель.
— Про что она спросила? — громко поинтересовалась одна из фрейлин, шагавшая в стороне.
— Про лорда Хокона, — ответила ей другая, и они продолжили о чем-то переговариваться, но так, что нельзя было различить.
— Этот лорд, по слухам, был незаконным сыном монарха того времени, — раздалось рядом, и Алекто с удивлением увидела короля. — Говорят, он терроризировал жителей поселения, которое раньше было на этом месте, вместе со своей шайкой.
— И был полубезумным, — добавил кто-то из его свиты.
— А еще влюбился в банщицу, — спокойно докончил Омод.
— Как романтично, — вздохнула фрейлина, интересовавшаяся про вонь.
Алекто краем уха услышала, что ее зовут леди Готелинда.
— И что же с ними сталось? — осведомилась мать.
Его величество пристально на нее посмотрел.
— Она ему отказала, и он выкинул ее из окна. Был такой вид казни в то время. Под окнами проходила река, поэтому девушку больше никогда не видели. А сам он обратился в этот столб, — он сделал жест в сторону колонны в центре площади. — Он такой же темный, какой была его душа, и никто не может сдвинуть его с места, кроме очень благочестивых людей.
— То есть вообще никто, — захохотал один из оруженосцев.