Осколки

22
18
20
22
24
26
28
30

— Я бы не стала, но ты сам объявил мне войну!

— Ты возненавидела меня в ту же секунду, как только увидела. Обвиняешь в грязной игре, а сама ведешь себя не лучше!

— Заткнись! — рычу я.

— Правда в лицо светит?

Арт с интересом смотрит, как мы огрызаемся друг на друга, словно наблюдая за игрой в пинг-понг. Я поднимаюсь на ноги, вскакивая со стола. Ник встает тоже, так что теперь нас разделяет деревянная столешница.

— Хватит увиливать! Ты обязан рассказать все, что помнишь.

В груди разрастается острая боль, и я, превращая ее в гнев, взглядом бросаю в него ножи.

— Все, что помню?.. — внезапно усмехается он и ставит ладони на стол.

— Почему ты молчал?

— Потому что я понятия не имею, откуда у меня это письмо, — срывается он. — Потому что также, как и все вы, ни хрена не помню. Потому что ты истеричка, в конце концов.

— У тебя не было права скрывать его от меня, — шиплю я. — Я так долго пыталась выяснить о Тайлере хоть что-то, а ты, ты…

Ник поднимает на меня глаза, в них что-то тяжелое и непостижимое.

— Почему ты так настойчиво его ищешь? — спрашивает он.

«Потому что я помню, как любила его», — готовится сорваться с языка признание, но в комнату входит Шон, и я закрываю рот, так и не произнеся ни слова.

— Что за крик? — улыбнувшись, спрашивает он.

— Мама с папой снова ссорятся. — Арт запихивает в рот печенье целиком.

Я делаю рывок назад, и стул с громким шумом опрокидывается. Слезы наворачиваются на глаза.

— Как же я ненавижу вас всех! — кричу я и убегаю, скрываясь в спальне, громко хлопнув дверью.

Упав на кровать, закрываю лицо руками, чувствуя себя как никогда потерянной. В моем сердце нет ничего, кроме холодного горя. Горя и гнева.

Минут через десять открывается дверь, и Арт укладывается рядом, поправив подушку под головой. Несмотря на то, что кровать двуспальная, я придвигаюсь на его половину, устраиваясь на твердой груди. Он укрывает нас двоих одеялом и тихо вздыхает.