«Правда».
Ия плакала весь тот день, потому что отказалась идти на первый поставленный сыном спектакль из-за того, что сын пригласил ещё и отца, который, по её мнению, не имел права там присутствовать.
В своей гудящей тревогой голове Вико прокручивал последний диалог с матерью и даже не заметил, чем ранил её.
Наконец рука дрогнула, и Вико потянул ручку на себя. Было глупо оставаться так долго при открытой двери и не входить. И как только Вико заключил это, он шагнул в тамбур и дальше в коридор театра.
Перед глазами дымка застилала людей и предметы. Вико произнёс приветствие и пожелал удачи всем, включая стены здания, которые считал такими же участниками окружающей жизни театрального организма.
Взяв ключ от гримёрки, Вико медленно, словно монах в рясе, передвигал ноги по коридору на лестницу к сцене. В его голове перекликались отрывки разговора с мамой, отцом по телефону и реплики из спектакля. Повторяя губами слова из пьесы и имена актёров, с кем надо было договаривать последние условности, Вико фактически бредил. Но как никогда был готов выйти на сцену, чтобы удивить своей мобилизацией и ошеломить коллег по своему цеху.
27
– Сегодняшний спектакль настораживает меня лентой опасений, как в нашем «Дне»… – начал я ни с того, ни с сего.
– Ничего не вижу общего.
– Я не о сюжете…
Мы с Женей вошли в гримёрку.
Я сел на свой стул перед зеркалом. Редко я был когда-то таким уставшим перед началом спектакля. Я тут же повторил это вслух Жене. Признаться честно, я был совершенно не готов перевоплощаться. И снова сказал эту фразу вслух.
– Сегодня задействованы только пять актёров, – продолжал я, всматриваясь в своё отражение. – Но со мной как будто ещё один человек. Отец. Доигрывающий роль живого. Играющий роль умирающего… Голодный, ослабевший, одинокий, разочаровавшийся человек. Такое чувство, будто я его предаю. Лицедействую, а он, настоящий, там, в квартире, один. И умирает. – Я перевёл взгляд на Женю. Он, сидя у своего столика, смотрел на меня.
Я резко встал. Подошёл к умывальнику, открыл воду, умываясь, обрызгал всё вокруг. Времени у меня достаточно, чтобы успеть покурить. Я поправил сценический костюм.
– Почему ты сравниваешь две несравнимые задачи твоих героев в «Дне» и «Происшествии»?
– Всё очень просто. И там, и там обыгрываются сцены, связанные со страхом. И там, и там половину спектакля обсуждается смерть. Как нечто вечное, неотъемлемое, но неизвестное. Только в одном – как факт, уже случившийся, а в другом – как то, что предстоит каждому из нас. Это первое. Второе же, что больше меня настораживает, – это то, что, поймав себя на этом сравнении, я нового для себя ничего не нашёл. Мысли эти тянутся либо с первого знакомства с твоей пьесой, что скорее всего, либо они появились, когда несколько сезонов назад мы ставили «Происшествие в Лондоне».
Женя слушал внимательно, не шелохнувшись. Его карие глубоко посаженные глаза, как выражалась София Ефимовна, «с думающим взглядом», посматривали то на меня, то в одну точку на полу, то на облака сигаретного дыма. Сигарета тлела, зажатая между пальцев. Казалось, он не хотел нарушить мой поток мысли даже курением. Он вообще почти не двигался, с трудом пытаясь меня понять.
– Прости, – он взглянул мне в глаза. – Почему ты сравниваешь, я почти допускаю… Ты ставишь новые задачи и вопросы? Ты совершенствуешь свои роли? Но твой герой в «Происшествии» – мертвец, пусть и оживший к концу и всех разоблачивший. В этом спектакле ты не борешься со стихиями жизни и смерти. Смерть, которая в спектакле и не случается и о которой лишь разглагольствуют, и то в комедийной форме, представляет только твой персонаж, играющий покойника, а на самом деле просто притворяющийся мёртвым.
– Может быть, – устав размышлять, согласился я, зажмурив глаза и растирая обеими ладонями лицо, будто умываясь. – Интересно, был ли ещё у кого-нибудь отец, который воскрешал умершего сына?
Я попытался засмеяться. Но взгляд Жени мне не позволил. И я перевёл разговор на другое. На своего отца. Женя так много говорил про Отца Небесного, что мне вспомнился мой, земной и голодный.
ebooksa