Когда тебя любят

22
18
20
22
24
26
28
30

Ия понемногу приходила в себя. Павел дышал так, словно ему что-то мешало.

– Я точно не помню, но у меня назревали какие-то планы на эти выходные. Боюсь, не получится.

– …

– В другой раз.

– Этот проект продлится всё лето, а не «раз». Я подумал, что хорошо было бы семьёй проводить время каждые выходные на воздухе среди старых лип. Всё лето оркестр будут обеспечивать обедами и отдельно платить за выступления. Я буду сыт и у меня будет дополнительный заработок во время наших прогулок. Мне останется кормить вас с Витей и баловать мороженым, на которое у меня будут средства. Ко всему прочему по программе городского досугового центра всё лето будут работать аттракционы, кружки – в том числе для маленьких детей. То есть…

– Ну какие кружки?

– …

Павел не понимал, откуда у его жены столько сил сопротивляться любой его инициативе. Загудела тишина, потому что оба, ничего не говоря, внутренними монологами провоцировали бурю. Несколько минут Ия поддерживала свой край полотенца сама. Второй свисал с кровати на пол. Павел, уставившись в закрытые веки жены, не знал, что сказать.

– Я тебя услышал, – Павел отвернулся.

– Наконец-то, – отвернулась Ия.

20

Пришло время перестать притворяться, что они понимают друг друга.

Ещё через несколько дней Ия попала в больницу. Пульхерия Иннокентьевна зашла проведать дочь и обнаружила её без сознания. Тело Ии было настолько худым, что оно напоминало жердь или коромысло, нежели человека. Витя играл во дворе, так и не увидев, как маму выносят на носилках. В этот раз веки её были плотно сжаты, и, наверное, она и сама не видела и не чувствовала того, что с ней происходит. Но после манипуляций врачей она пришла в себя, и это дало надежду на то, что она выживет. Ей быстро поставили несколько диагнозов, один из которых был назван Павлом ещё несколько месяцев назад, когда Ия только начинала искусственно ограничивать себя в еде,– «анорексия».

Наступило время, когда Ия начала писать письма из больничной палаты всем родственникам. Это стало её единственной потребностью. Казалось, только изложением на бумаге воспоминаний Ия и хотела сейчас заниматься. Только в этих письмах она была искренна с мамой и сыном и прежде всего с мужем. С Павлом ей общаться не хотелось. Поэтому она выбрала эпистолярный жанр. Но эти письма выглядели, скорее, как прощание со всем несбывшимся и способ объяснить родным причину развода с Павлом. Ия всячески подавляла весь негатив, связанный с мужем и потраченным на их совместную жизнь временем. Каждую новую страницу письма она отдавала матери.

Пульхерия Иннокентьевна была в курсе, что Павел знает о планируемом Ией разводе. Сама она была на стороне зятя, хотя повлиять на решение дочери не бралась. Она специально подыгрывала Ие, поддерживала её новое начинание. Для Пульхерии Иннокентьевны это был очередной способ самовыражения дочери. Считая написанное блажью и пряча страницы дневника у себя, она не думала, что Ия решится разойтись с мужем. Но первое, что сделала Ия, когда её выписали из больницы, – подала на развод.

– В последнем письме, мама, была фраза: «Итак, я хочу стать свободной». Непонятная? Витю мы воспитаем. Я уже начала поправляться, и скоро мы будем жить вместе.

– Вите нужен отец!

– Витя и так его любит больше меня! Хотя именно ты проводишь с ним всё время, а не он и не его мама. Он всё время где-то, а Витя его любит больше. Почему?

– Он хороший отец. Чуткий и внимательный.

– Он ему не отец! Мы обе это знаем…