Поклажа для Инера

22
18
20
22
24
26
28
30

Перевод Л.Васильевой. 1988 г.

НОВЕЛЛЫ

СТАРИК

Когда Курбан-мерген выехал из селения, еще не рассвело. Лишь на востоке, вдали, светлело неторопливо, алело. Ишак трусил понемногу, и Курбан сам не знал, то ли дремлет пока, то ли уже проснулся.

Лишь выехав в знакомую долину, он почувствовал, что все, наконец, – проснулся. Утро было довольно свежим, и Курбан с удовольствием запахнул полы верблюжьего халата, покрепче подпоясался… Звуки аула уже почти исчезли. Лишь редко ему слышался крик ишака, то будто собачий лай, то утреннее пение петуха. А может это только казалось?.. Когда же старый Мерген отъехал еще немного, исчезли и эти, словно бы кажущиеся, звуки.

В сером рассветном воздухе трудно было что-то как следует разобрать, но Курбан и так знал, что уже почти доехал до того места, которое называется Енгезли: он чувствовал знакомые запахи. И только теперь, услышав их, по-настоящему понял, как соскучился по пустыне… Еще немного развиднелось. Курбан оглядывался по сторонам, с особой такой, стариковской внимательностью.

Два года он собирался поохотиться в пустыне. И… не мог собраться. Его все не отпускал тот мальчишка в белой рубахе, в черных туркменских штанах и расшитой узорами тюбетейке… Да, он приходил к старику всегда в одном и том же одеянии. Бывали дни, он не отставал от мергена ни на шаг. Ходил, как ласковый ягненок ходит за маткой.

Курбан ждал этого мальчишку много лет. Часто думал о нем. Ему казалось, что мальчишка должен быть из его древнего рода, и непременно – из жителей пустыни. И вырос он среди саксауловых зарослей…

Иногда из дальней памяти всплывали мысли его детства. И эти мысли старик отдавал мальчишке… Да, он не сомневался: мальчишка думает так же! Например, вот: “Отчего пустыня такая горячая?». И отвечал сам себе: Наверное, кто-то развел в ней большущий костер!».

Справа от себя, но неведомо где, старик услышал звонкую чистую песню. Попробовал приглядеться… да разве увидишь! Это пел жаворонок в утреннем небе…

Путь старику предстоял неблизкий, и он поторапливал своего ишака: поскорее хотелось начать охоту. Но не здесь, конечно. Он не любил охотиться на авось. Никогда этим не занимался. И шел в пустыню только когда наверняка знал, что убьет зверя.

Вот и сейчас ему не надо было гадать. Погода сама подсказывала, где сейчас может быть его добыча. Он слишком хорошо знал весь мир, именуемый пустыня, и всех его жителей – больших и маленьких, и все растения. И он любил этот мир. А иначе, сказал он мальчишке, никогда не станешь хорошим охотником.

Итак, ему предстоял дальний путь… А ведь он помнил времена, когда можно было отлично поохотиться, едва выехав из селения. Теперь уж все стало не то. Джейраны напуганы, и дети их напуганы, и дети их детей, которые только еще родятся когда-то, тоже напуганы уже. Все они очень хорошо знают, чего можно ждать от человека, и стараются держаться подальше, там, куда добираются немногие, но куда решил добраться старик…

Потом он вспомнил и совсем старое. Тот день ему вспомнился, когда отец впервые взял его на охоту.

Именно тогда он увидел, как люди стреляют джейранов без счета и совести. Рогатые головы с закрытыми глазами валялись на песке здесь и там.

– Что вы делаете? – говорил охотникам отец. – Посадите вы на цепь свою жадность!

Курбан хоть и был маленьким, понял тогда, что такое жестокость и алчность. Но прошли годы, и все получилось, как в пословице: ох, ненавидит змея мяту, а мята растет у ее норы… Во время войны Курбана поставили во главе специальной бригады по заготовке джейраньего мяса. В иные дни он и сам забывал, сколько их застрелил. Подойдет, засыпет песком, чтобы от мух оберечь, оставит отметку и дальше. Вот так он и любовался пустыней через прицел своего ружья.

Сейчас это все казалось старику далеким и нереальным, как плохой сон…

Но иногда вдруг его одолевала охотничья гордость, и он начинал рассказывать мальчишке о тех временах, когда к концу дня терял счет убитым джейранам. И видел, что мальчишка не может в это поверить. Да и в самом деле: как в это поверить, это надо увидеть, и тогда старик жалел, что те времена прошли безвозвратно…

Он ехал и ехал по долине, заросшей дикою розой. А над миром все ярче распускалось утро. Далеко было видно, как на умершей от зноя траве блестит роса. Казалось, сейчас старому мергену предстоит плыть по бескрайнему и очень спокойному озеру. Старик посмотрел ишаку под ноги, на эту вымершую теперь траву, и убедился, и порадовался, что весна в нынешнем году была щедрая: “Хороший дождь был!».