“Стреляли справа, – сообразил я. – Судя по всему, один человек. – И тут же вспомнил про усатого на сером коне, который удрал от нас, и о котором предупреждал Хекимберды. – Ах ты, шакал, подстерег все-таки нас!».
Басмач выстрелил еще раз – я успел заметить откуда; оглянулся испуганно: как там Айнабат? Вдруг целились в нее? Но, видимо, стрелявший решил оставить женщину для себя – Айнабат, хоть и соскочила с верблюда и лежала ничком на земле, была вся на виду и попасть в нее при желании было легче легкого.
Раздались еще два выстрела и оба в мою сторону: пули игриво свистнули совсем рядом. Я ответил. Тоже двумя выстрелами, одним за другим, но сразу же опомнился – в магазине осталось лишь три патрона, а запасные обоймы в хурджуне, который придавил Боздуман: не достать. Надо выждать и бить только наверняка.
Враг выстрелил еще несколько раз, но я не откликался. Лежал неподвижно. Долго лежал. Небо уже сплошь затянулось тучами, похожими на грязные черно-серые кошмы, начал накрапывать дождь, потом он заморосил, а мы с басмачом все выжидали.
Он не выдержал первым. Но поступил неосторожно.
– Эй, женщина! – крикнул властно. – А ну подойди к этой собаке, посмотри сдох или нет?.. Иди, иди, не бойся! Я ведь мог сто раз пристрелить тебя и не сделал этого…
Видимо, он решил, что попал в меня, хотя и побаивался – а вдруг притворяюсь?
Послышались медленные неуверенные шаги Айнабат… Подошла.
Не прикрытое паранджой лицо ее было серьезным, губы плотно сжаты. Взгляды наши встретились и Айнабат увидела, что я жив. В ее глазах, только что переполненных страхом и болью, точно два маленьких солнца вспыхнули, – так засияли они от радости.
– Пни его! – повторил свои слова враг.
Айнабат пнула меня в бок – удара я не почувствовал. И вдруг, вместо того, чтобы отбросить мою винтовку, как велели, громко, навзрыв заплакала, закрыв лицо ладонями.
Услышав ее рыдания, мой враг поверил, что я умер и встал из-за укрытия. Вот тут-то я и взял его на прицел. Нажал курок. Басмач упал. И Айнабат упала, одновременно с выстрелом. Вытянулась рядом со мной, уткнувшись лицом в землю.
“Попал или не попал? – мучился я, вглядываясь туда, где был враг. – Может, он тоже решил притворяться?» И никак не осмеливался встать.
А дождь усиливался. Холодные капли его становились все крупней, все чаще попадали за шиворот, отчего по телу пробегали короткие быстрые судороги. “Кажется, не промахнулся», – решил я.
Начал устало подниматься и… Вздрогнул испуганно – с той стороны, откуда мы вошли в долину, нарастал беспорядочный топот многих копыт. “Ах, ты… вот влип: только два патрона осталось!» Я, развернувшись на топот, выдохнул торопливо:
– Айнабат, посмотри, может, у Ахмеда есть патроны…
И не успел договорить, как женщина была уже около трупа старика. “Не успеет», – поглядывая на нее, тоскливо подумал я, потому что в серой пелене разгулявшегося дождя появились, быстро приближаясь, вырастая, темные фигуры всадников. Я вскинул винтовку, прицелился в головного и тут же облегченно засмеялся, опустил оружие.
Конники были, кто в старой красноармейской форме, кто в гражданской русской одежде – басмачи никогда не носили такое. Пятеро. Четыре человека, сдерживая коней, окружили меня – винтовки направлены в мою грудь, лица суровые; пятый подскакал к Айнабат:
– Кто такой? Документы! – потребовал пожилой русский в белой фуражке, в брезентовом плаще, в очках. Ткнул револьвером в сторону мертвого Ахмед-майыла. – Что все это значит?!
Я встал. Сгорбившись, чтобы уберечь от дождя, достал бумаги Арнагельды. Сунул их под папаху, подал всаднику. Тот вложил револьвер в кобуру. Крылом взметнув полу плаща, прикрыл им документ. Прочитал. Так же прикрывая, вернул мне.
ebooksa