Годы жизни: 1813–1855. Как я уже сказал, его часто называли «захолустный гений», а сам он часто называл себя «частный мыслитель», подчеркивая тем глубокую интимность и непубличность своих размышлений.
Сам Кьеркегор говорил, что есть две истории. Есть внешняя, большая, та, которую историки изучают. Битвы, сражения, полководцы, перевороты, падают империи, возникают державы. Эта история изучается научно, объективно, подчиняется законам.
И есть вторая история – история человеческой души. Внутренняя история, интимная и сокрытая от мира. История экзистенции, которая может полностью не зависеть от первой и которая не может быть изучена научно, как и сама экзистенция. И надо сказать, что сам Кьеркегор жил очень насыщенной внутренней жизнью. Внешняя жизнь его была небогата событиями, в ней было три-четыре больших события, которые тоже важны только потому, что они связаны с внутренней жизнью. Важно не то, что произошло вне, а то, что произошло внутри. Особенно когда это происходит с экзистенциалистом. Поэтому, смотрите, в самый разгар жизни Кьеркегора – 1848 год, революция, – он о ней вообще ничего не пишет! Как будто это его не касается. И на самом деле его это мало касается.
Теперь по порядку. Первый важный факт в жизни Кьеркегора – это его отец Михаэль Педерсен Кьеркегор. Мать в его жизни почти не играла никакой роли. Она была, судя по всему, очень ограниченной, грубой, примитивной женщиной. Он о ней почти нигде не вспоминает. А вот отец был очень интересным и незаурядным человеком. Об отце стоит сказать. Он сформировал личность Сёрена Кьеркегора и во многом наложил отпечаток на всю его жизнь. Отец его был из семьи бедняков, из Ютландии, закоулка Дании, и его отдали в детстве, как сироту, в чужую семью. Но с какого-то момента ему начало очень везти в жизни. Он, что называется, выбился в люди, разбогател, стал кожевенником, коммерсантом и одним из самых богатых людей Дании. С одной стороны, внешне – фантастическая биография. Сирота, бедняк, пастушок, воспитанный чужими людьми, – и вдруг становится богачом! Но это одна сторона дела.
Другая сторона дела в том, что отец Кьеркегора был очень умным человеком и потрясающим диалектиком. Сёрен очень много вспоминает о том, как его отец вел беседы. Наверное, отсюда такой дар у самого Сёрена к диалектике, к спору, к разбору противоположных точек зрения. При этом Михаэль Педерсен Кьеркегор был очень угрюмым человеком, очень умным и очень религиозным. И вот, все детство Сёрена отмечено этими чертами отца. Огромный ум, какие-то увлекательные беседы. Сёрен вспоминал: вот мы с отцом пошли на прогулку, вот мы видим то, мы видим се. И так они путешествовали в воображении. У очень болезненного с детства мальчика развивается способность мечтать и фантазировать, способность представлять. С другой стороны, во всем этом была печать какой-то огромной угрюмости, обреченности, истовой протестантской религиозности.
У его отца была сначала одна жена, потом вторая и семь детей. Семь мальчиков. И все дети начали вдруг умирать один за другим с огромной скоростью. Атмосфера угрюмости, набожности, рока. Сёрен чувствовал, что что-то не так, что-то скрыто за этим. И в какой-то момент он вдруг… открыл страшные истины о своем отце, отец ему их открыл.
Сам Сёрен никогда о себе прямо не пишет. Он пишет очень искренне, личностно, все о себе – и в то же время очень завуалированно, всегда скрыто.
В какой-то момент он открыл, что его обожаемый отец совершил два страшных, с точки зрения глубоко верующего христианина, преступления, два страшных греха. В связи с этим сделаю такое лирическое отступление. Меня когда-то очень поразила фраза Ибсена, другого великого скандинавского философа и писателя. Эта фраза, когда я еще был школьником, занозой попала мне в душу: «Юность – это возмездие». Эту фразу Александр Блок даже сделал эпиграфом одноименной поэмы «Возмездие» (откуда, как вы догадываетесь, я ее и почерпнул). Я думал, как это так: «Юность – это возмездие»? Мы привыкли, что юность – это пора любви, веселья, молодости, силы… А тут – возмездие. Меня много лет терзало это высказывание. И вот Сёрена Кьеркегора все время мучила эта тема, он с детства был ей уязвлен: как судьба отцов передается детям? Тема наследственного греха. И эта тема была в высшей степени автобиографична для него. Какие же две вещи он узнал о своем отце?
Во-первых, самое страшное, что может сделать христианин: будучи одиннадцатилетним ребенком, страдая от голода, холода, унижений в чужой семье, будучи пастушком в этой самой Ютландии, отец поднялся на какой-то холм и… проклял Бога. И потом ему, что называется, пошла карта, пошло везение, богатство. Но он-то понимал, что такое не прощается, что этого Бог ему не простит. И он сам себе этого не прощал. И второе страшное прегрешение, которое тоже очень мучило отца, и он долго никому об этом не рассказывал, но когда Сёрен об этом узнал, он был этим потрясен. Это – совращение служанки. То есть у него была первая жена, но когда она еще была жива, он совратил служанку и потом на ней женился. Именно она и станет матерью Сёрена. Замечу, что когда Сёрен родился, он был самый младший в семье, а отцу было, подумайте, 56 лет. Очень почтенный возраст! А его матери было 44. Как сам о себе писал Сёрен: «я сын греха и преступления».
Богохульство и совращение служанки. И когда у отца начали умирать дети, то он это воспринял как кару. И действительно, они начали умирать один за другим. И все это вместе, конечно, очень повлияло на мальчика, на его восприимчивость, его впечатлительность. Кара за грехи отцов. Ощущение собственной проклятости. Ожидание скорой смерти. Все это очень углубляло его, способствовало усиленной рефлексии и меланхолическому сосредоточению.
И, как о нем многие пишут, и это совершенно справедливо, у Сёрена был один самый главный дар. Он вообще был гений: великий психолог, писатель, философ, богослов. Но самый большой его дар – в другом. Это дар страдания.
Страдание – как ценность. Причем надо понять, что самое сильное страдание – беспричинное страдание. Как все человеческое. Страдание, которое вызвано чем-то внешним, уже не чистое, не безусловное. А чистое страдание – это страдание, которое не имеет внешних причин. И Кьеркегор был человеком, который познал мир страдания, как мало кто. Это очень сильно сказалось на его творчестве. Я много об этом говорил в связи с Паскалем, помните? И мог бы это же сказать в связи с Ницше, в связи с Достоевским – великими страдальцами и оттого великими знатоками закоулков человеческой души. Страдание – как пусть к познанию, как путь к утончению личности. Сёрен вырос человеком очень утонченным, меланхолическим, настоящим гением страдания. (Мы еще не раз затронем с вами тему отчаяния в его философии.)
Когда он становится юношей, в более-менее сознательном возрасте, начинают умирать его братья. И сам он воспринимает это как проклятье! Он был уверен, что не переживет роковой черты в 30 лет. Каково это – жить, зная, что ты проклят и ты скоро умрешь?!
Самая первая книга Кьеркегора, которая была посвящена… вы, наверно, догадаетесь кому. Какого еще датчанина мы знаем, великого современника Кьеркегора? Конечно же Андерсена! Первая книга Кьеркегора была как раз об Андерсене. (Они современники и хорошо знали друг друга.) Знаете, как называлась эта первая книга Сёрена Кьеркегора? Она получила очень характерное название – «Из записок еще живущего». Это очень характерно для Кьеркегора. С одной стороны, все мы – «еще живущие», все мы смертны, принадлежим смерти, все мы умрем. Что тут такого? Это кажется банальностью, но за ней скрыт намек! Это предельно скрытный и предельно откровенный философ и писатель. То есть, когда он называет так книгу, подразумевает: никто не знает, но я-то, Кьеркегор, только я один точно знаю, что скоро умру, через пару-тройку лет. Это очень характерно для его мироощущения: все время на что-то намекать и все время прятаться и таиться.
Первая веха в жизни Кьеркегора – это отец, его религиозность, тайные преступления, проклятость, диалектика, уныние, меланхолия. Отец хотел, чтобы Сёрен стал священником, пастором. И сам Сёрен этого хотел. Замечу, что из семи детей пять умерли. Единственный уцелевший брат, Петер (или Педер), стал-таки пастором, а потом даже епископом. Конечно же Сёрен поступил на теологический факультет Копенгагенского университета, чтобы пойти по этой стезе, стать теологом, богословом. Но в то время его мало привлекала теология. Учиться можно было сколько угодно. Вот он и учился… десять лет! Он не очень усердствовал в учебе и вел то, что сам потом назовет «эстетическим образом жизни». Его интересовала тогда больше не теология, а музыка, театр, литература.
И тут еще очень интересная тема – романтизм. У Кьеркегора очень сложные и неоднозначные отношения с романтизмом. Его не назовешь романтиком, но романтизм оставил на нем очень сильный отпечаток. Кьеркегор очень многое почерпнул из романтической культуры. Его любимые писатели – это все те, о ком я рассказывал в прошлую нашу встречу: Гельдерлин, Новалис, братья Шлегели, оказавшие на него большое влияние, и многие другие. И вообще, очень многие романтические сюжеты, темы, та же человеческая личность, эстетизация действительности… С другой стороны, в каких-то вопросах, как мы сегодня увидим, он будет вести с романтизмом бой не на жизнь, а на смерть.
Очень интересная тема – музыка в мироощущении Кьеркегора. Было одно произведение, которое он бесконечно любил, бессчетное число раз слушал в театрах (как Ницше – «Кармен» Бизе) и которое наложило отпечаток на его философию. Это великая опера «Дон Жуан» Моцарта. Дон Жуан стал важнейшим персонажем и героем его философии.
Итак, десять лет он учился, не слишком усердствуя, не торопясь и посвящая свои выдающиеся таланты отнюдь не учебе. В эти годы он начинает что-то потихоньку сам писать. Я уже сказал, первая его книжка «Из записок еще живущего» посвящена Андерсену, разбору творчества этого второго великого датского писателя. И Кьеркегор ждет своей скорой смерти. Но… отец его умирает, смерть же самого Сёрена Кьеркегора не наступает. Он решил, что отец пожертвовал собой за него. В сороковом году он все-таки защищает диссертацию. Он должен становиться священником, – однако в этот момент уже передумал и решил им не становиться.
Интересно и важно то, о чем его диссертация, первая большая философская работа Сёрена. Называется она «Об иронии вообще, с особой оглядкой на Сократа». (На русский язык она до сих пор целиком, кажется, не переведена; я читал лишь фрагменты из нее.) Мы привыкли связывать иронию с Сократом, это верно. А в прошлый раз я рассказывал вам о важнейшей роли иронии в романтической культуре. Этому и посвящена работа Кьеркегора: он сравнивает иронию романтиков и иронию Сократа.
И вот тут я сделаю еще одно маленькое лирическое отступление, чтобы понять философию Кьеркегора. (Кроме самого главного – а самое главное для него, когда он станет мыслителем, это то, что он христианин. Он говорит о том, что значит быть христианином в современном мире. Кьеркегор никогда не держался за звание философа, но он все время размышлял о христианстве.) Если мы пока это оставляем в стороне, то важный для нашего героя треугольник – это Сократ, романтики, Гегель. Давайте возьмем две стороны этого треугольника: романтики и Сократ. Им посвящена первая работа Сёрена. 1840 год, он уже не ребенок, ему 27 лет. Здесь он уже начинает критиковать романтизм и склоняется к Сократу. Сократ крайне важен для Кьеркегора! Он писал, что «вне христианства Сократ уникален». Очень многое для него в Сократе бесконечно значимо. Это – способность пробуждать в человеке личностное начало. В чем был смысл всего того, что связано с Сократом? Пробудить в человеке личность. Кьеркегор сделает это главной задачей своей экзистенциальной философии.
ebooksa