Как всегда, поздно вечером приехал с завода Сосновский. Вымыв руки, прошел в гостиную и, поцеловав жену в лоб, взялся было за газеты. Но не выдержал. Бросив «Звязду» на круглый стол, он, как в качалке, откинулся на спинку кресла и с удовольствием погладил подлокотники.
— А все-таки, Веруся, у тебя муж не дурак и не такой уже безнадежный дипломат. Клянусь! Не мытьем так катаньем, но поелику возможно добивается своего. Сегодня получили окончательное решение: тяжелые машины от нас забирают — отпочковывается новый завод. Прицепы и автотягачи также к черту, в Могилев! Ты понимаешь?
— Нет.
— Это и есть настоящая спе-ци-а-ли-за-ция, паче того — счастье!
— С ума сошел! — не отвела глаза от нот Вера.
С неприсущей ему живостью Сосновский встал и подошел к пианино. Ликуя, обнял жену, но та освободилась от объятий и, сердито склонив голову, поглядела на него снизу вверх. Это не смутило Сосвовского. Он обнял Веру снова и с шутовским рассыпчатым смешком поцеловал в губы. Леночка перестала играть. Она привыкла к подобному проявлению отцовского чувства — когда он вот так загорался — и знала, что в подобных случаях лучше всего посидеть молча; переждать вспышку, ибо иначе отец может рассердиться и накричать. Знала и Вера.
— Это очень важно, Макс? — сдалась она, запасаясь терпением.
— Исключительно.
— Имеет отношение к тебе?
— Поднимай выше!.. Ты представляешь, что было? Многие возвращались, по существу, к натуральному хозяйству. На ЗИЛе — ты понимаешь, на ЗИЛе! — кое-кто мечтал задуть свою домну. Догадываешься, для чего? Чтобы ни от кого не зависеть, быть удельным князьком. А ведь это — оковы для техники! И если б можно было освободиться от разных скобяных изделий, которыми загружают нас Госплан и Совнархоз, было бы вообще великолепно.
— Дочь Шарупича приходила,— дождавшись, когда он замолчал, сообщила Вера.
Сосновский непонимающе заморгал.
— Сказала, что получила от Юрика письмо. Он просит прислать башмаки… А ты играй! — прикрикнула она на Леночку.— Это тебя не касается!
— Раз-и, два-и,— послушно запела Леночка, вроде то, что сказала и хотела еще сказать мать, и впрямь не интересовало ее.
Они перешли в кабинет, зажгли верхний свет и сели на диван. Потеряв тут же выдержку, Вера всхлипнула и закачалась, как маятник.
— Что это творится на свете, Макс? — пожалилась она.— Я ничего не понимаю. Волнуешься, переживаешь, делаешь больше, чем можешь, а тебя даже уважать не желают…
2
Лучшего Лёдя, пожалуй, и не ожидала, но все же надеялась: разговор, по крайней мере, будет пристойным. Она совершенно не понимала, почему Вера Антоновна так относится к ней. За что? Сдавалось диким, что в этом виновато ее положение — разве может быть так в наше время? Да Лёдя и не очень далеко заглядывала вперед в своих отношениях с Юрием. Она любила его. Он был ей нужен. Подле него Лёдя впервые почувствовала, как сладко и мучительно бывает сердцу. Через него неожиданно осознала себя как девушку. Сомнения, что принес Юрий, и те делали жизнь более полной… И, возможно, лишь теперь, после разговора с Сосновской, Лёдя подумала о том, как ей быть дальше.
Но любовь, поди, вообще не раздумывает, особенно первая. «Ничего, перемелется! — уже через минуту решила Лёдя.— Да и как быть по-другому?»
На время экзаменов завод предоставил отпуск. Обложившись книгами, Лёдя с Кирой взялись за подготовку. По новым правилам медаль Киры не давала права поступать без экзаменов, и подруги с чисто девичьей настойчивостью просиживали дни и ночи над книгами. Чтобы не терять времени, Кира часто обедала у Шарупичей. А подчас, предупредив отца, даже оставалась ночевать. Была она у Лёди и теперь. Зная уже все тайны подруги, волновалась больше, чем сама Лёдя, и пока та ходила к Сосновским, простояла возле окна с учебником, читая и одновременно наблюдая за улицей.
ebooksa