Весенние ливни

22
18
20
22
24
26
28
30

Сегодня она также была сама не своя. В бригаде думали, что ей недужится, приставали с расспросами и советами, а Лёдя не могла даже ответить искренностью на искренность.

— Ты больна, Шарупич? — тревожился Прокоп, ероша чуб.— Я поговорю с мастером. Иди домой, ложись в постель,

— Откуда вы взяли? Глупости,— не смея поднять на него глаза, отказывалась Лёдя.

— Иди, раз говорят! — набросилась на нее и Кира.— Тут же сквозняки.— И, заметив на Лёдиных ресницах слёзы, обняла ее, собралась вести из цеха.

— Я за Шарупичем сбегаю,— предложил Трохим Дубовик.

Лёдя оттолкнула Киру и испуганно уставилась на сборщика.

— Вы люди или нет? Сказала, никуда не пойду — и не пойду! Ну чего вы? — И, желая отвести от себя разговор, начала про другое: — Вы на Трохима вон посмотрите. Кожа да кости. А ему после смены снова на стройку идти отрабатывать… — Однако тут же сбавила тон.— Прокоп, дорогой, я совсем здоровая. Честное комсомольское!

И впрямь, поставив на стол опоку и пустив машину, она отошла и отдалась работе.

Спустя некоторое время Лёдя неожиданно перехватила взгляд Прокопа. Сначала подумала, что бригадир следит за ней, но потом догадалась: нет, смотрит на Киру. Он выбирал для этого свободный миг, когда в нижнюю полуформу были вставлены стержни и Трохим Дубовик подтягивал верхнюю, висевшую на автоподъемнике. Лицо у Прокопа хорошело, глаза яснели. Так глядят на огонь или цветы.

«Неужели завязывается что-нибудь между ними? — с горьким умилением подумала Лёдя.— А Кира ни гугу. Верно, не догадывается еще… Хорошо им — всегда рядом!»

Невольно стала думать о Юрии. Неужели действительно не любит? Как же тогда? Отказаться от надежд, от того, что искала, ждала? Терпеть непристойные намеки, насмешки? Быть в тятость отцу, матери — опозоренной, чужой среди своих? Да он что — в своем уме? Не может представить, понять? Рассказывая, как Юрий открывал дверь, мать дрожала от негодования. «Тряпка тряпкой! Хоть ты бери его на вилы и растрясай вместо навоза по полю…» Нет, этого не может быть! Мать говорила так просто от обиды, потому что сильно любит ее. А Юрий еще покажет себя. Ему тоже нелегко. Вера Антоновна, наверняка, рвет и мечет там. Такая на всё способна…

— Лёдя! — окликнул ее Прокоп.— Что там у тебя?

«Задумалась,— испуганно встрепенулась она и торопливо огребла лишнюю землю с опоки, которую подкидывала и трясла машина.— Только бы не прослышали, только бы не догадались. Все будет хорошо, все будет хорошо!..»

Работа вновь приглушила тревогу, и Лёдя тайком стала наблюдать за Прокопом.

Он работает не торопясь. Движения его размеренные, гордые — такие бывают только у формовщиков да еще у сталеваров. Когда Прокоп упругой струей воздуха продувает формы, он невольно морщится. И все-таки на него приятно смотреть. Даже то, как он по-мальчишески морщится, идет ему.

Вот он очистил Лёдину полуформу, вставил стержни, Трохим Дубовик протянул руку к подъемнику, и Прокоп снова не пропустил случая глянуть на Киру. На этот раз его взгляд переняла и Кира. Смутившись, она потупилась, отвернулась и рывком потянула рычаг — в пустую опоку на столе ее машины ринулась черная зернистая земля.

В голове у Лёди снова мелькнула мысль о Юрии и о том, что под вечер они встретятся. «Вот и решим все,— с облегчением вздохнула она.— Маме всегда что-нибудь дрянное чудится. А Вера Антоновна тут ни при чем. Какая ей забота? Мы взрослые… В крайнем случае будем жить в общежитии или у нас. Тятя согласится. А моего заработка и на двоих хватит».

Работа и эти мысли успокоили Лёдю. Когда кончилась смена и Кира предложила ей с Трохимом Дубовиком, ничего не убирая, идти домой, Лёдя даже обиделась.

— Это почему же?

— Мы сами уберем,— заторопилась Кира, зная ее норовистый характер.— Я все равно останусь помогать наладчикам. Поучусь…