В формовочном стояла тишина. Только от вагранок и электроплавильной печи долетало характерное потрескивание, да приглушенно гудели вентиляторы.
Рабочие слонялись по пролету, иные сидели около машин. Некоторые успели уже взяться за домино. Сидя на пустой вагонетке из-под стержней, азартно стучали костями.
Глянув на них и не спросив, как обычно: «По какому поводу празднуете, ударники?» — Кашин прошел мимо. В конце пролета увидел Дору. Будто ничего не случилось, та мирно беседовала с Михалом Шарупичем.
Их спокойствие взбесило Кашина. Как бывает в порыве злости, ему показалось, что во всех прорехах, неприятностях, как и в нелепом сегодняшнем простое, виновата только она. Неприязнь к Диминой у него нарастала, как лавина. Зависть, которую он раньше прятал и от себя, уступала место глухой мстительной ревности. Росло убеждение, что если бы под ногами не путалась это настырная баба, дела вообще бы шли куда лучше, и никто даже в мыслях не осмеливался бы замахнуться на его авторитет.
«А тут каждый жук и жаба начинают фордыбачить, показывать себя. Людям же — только пример подай. Ну что ж, придется поубавить спеси да прыти, благо случай есть. Сама виновата. Заодно и муженька немного урезонить. Чтобы также чувствовал».
Кашин не подошел, а прямо подлетел к Доре и Шарупичу.
— Кто приказал остановить работу?
— Я же докладывала, что упало давление и пойдет брак. Зачем людям без толку работать? — попыталась оправдаться Димина, но, поняв, что теперь Кашину ничего не объяснишь, замолчала..
— «Давления, давление!» — передразнил он. — Сами вы давление!Желаете работать, так работайте, а не путайтесь под ногами. Сколько атмосфер?
Михал нахмурился, возмущенно и осуждающе глянул из-под лохматых бровей.
— Как вы смеете! — заступился он. — У вас всегда так: сначала оскорбите человека, а потом причину неполадок ищете. Срам! Лучше бы вон тем игрокам замечания сделали!
Это не было неожиданным, но Кашин растерялся.
— Не до деликатностей, когда все к черту летит, — огрызнулся он, но все-таки тон сбавил: — А в общем-то кровь не пойдет. Так можешь и на собрании сегодня сказать. Что программу, дескать, в литейном уважают Какое давление?
— Четыре и восемь, — ответил за Дору Шарупич и направился к игравшим. Заметив его, те спрятали домино и поднялись.
Конечно, давление было низковатым и брак у формовщиков пойдет больший. Однако отступать уже Кашин не мог. Да и нельзя было. Теперь, когда газеты, радио каждый день напоминали о решениях съезда, план не должен был срываться. «Лучше уж брак, чем простой, — прикинул он. — А ежели прижмет, нажму на ОТК. Надаром же с этим армянином ездил на рыбалку и выпивал вместе. Такое только подлец забывает…»
— Давай команду пускать! — крикнул он начальнику участка, который с виновато разведенными руками спешил к нему.— Я сейчас позвоню, чтобы отключили всё, что можно.
Подождав, пока застрекотали формовочные машины, пока пришли в движение конвейеры, Кашин круто повернулся и зашагал в экспресс-лабораторию. На душе стало спокойнее: цех ожил — и все это по одному его слову.
«Щенки! — обругал он всех сразу.— Ну что было бы у вас без меня? Щенки! А еще ортачитесь!..»
5
На цеховое собрание Кашин пошел неохотно.
ebooksa