— Цеху трудно работать в сложившихся условиях,— подняла на него темные, запавшие глаза Дора. И он, немного удивленный, впервые заметил, какие длинные, густые у нее ресницы. Это пробудило симпатию, и Сосновский сочувственно спросил снова:
— Опять Кашин?
— Петру вмешиваться неловко. Да я и не говорю ему,— уже твердо сказала Дора.— Но молчать больше не могу. Кашин третирует неугодных. Самостоятельность других — ему нож в горло. Он не представляет, как можно командовать людьми, не унижая их…
— Хорошо, хорошо, я поговорю с ним,— пообещал Сосновский, полагая, однако, что в случившемся скорее всего виноваты нервы и Димину надо как-то успокоить.— Кого-кого, а вас всегда поддержим…
— Но дело не только в этом,— горячо, чтобы главный инженер поверил, возразила она.— Кашин, возможно, был на месте при бестолковщине. При ритмичной работе он совершенно лишний и только вредит…
Не найдя, что конкретно ответить, Сосновский развел руками. Но озадаченный — что это сегодня стало с женщинами? — сказал не совсем то, что означал жест:
— Хорошо, я подумаю…
«Я подумаю…» Этой фразой можно было отделаться от Диминой, а не от себя.
Конечно, ни для кого не секрет — Кашин неуч, и Димина в несколько раз способнее его. «Она — образованный инженер,— думал Сосновский.— Это правда. Но Кашин зато — практик. Он знает ходы и выходы. Цех у него как на ладони… Он знаком с сотнями необходимых людей. Его блокнот исписан телефонными номерами. Куда бы Кашин ни позвонил — всегда называет собеседника по имени-отчеству… Однако Димина тоже имеет основания… Он глух к новому. Быть у него в подчинений тяжело, хотя Димина… все же преувеличивает…»
В конце концов Сосновский, возможно, и убедил бы себя, что во всем этом ничего страшного нет, но сегодняшний день, какой-то суматошный, взбалмошный, помешал ему.
«Не дадут спокойно поработать!» — мысленно обрушился он на Димину, на жену и, недовольный всем на свете, направился к директору.
Ему повезло — директор сидел один и, нахмурившись, сжав виски ладонями, читал какую-то бумагу. Он явно был не в духе. И держался за виски так, словно ему мешал шум и он закрывал уши.
— На Кашина поступили очередные жалобы,— сообщил Сосновский, делая вид, что докладывает без охоты, и что ему самому надоела эта тема.
— А? — спросил директор и открыл одно ухо.
— Я насчет Кашина. Димина говорит, в цехе эксцесс за эксцессом. До него не доходит, что новые задачи решаются по-новому…
— Тогда помоги ему,— видимо, не слишком придавая значение тому, что услышал, отозвался директор.
Сосновский понял: эти, на первый взгляд случайные, слова не совсем случайны, и разговор, фактически, окончен.
— Я не только об этом. Нам стоит как можно скорей и шире изучить опыт родственных предприятий,— не садясь и не уходя, сказал он.— Пошлем людей в Ярославль, на Лихачевский…
— Угу, — согласился директор и неожиданно вернулся к разговору о Кашине: — Бунтующие, архипринципиальные женщины, между нами говоря, не всегда все взвешивают. А на таких, как Кашин, можно опереться. Он разобьется, а приказ выполнит. Сам в войну командовал. Требовательный, волевой работник, няньки ему не нужны. А пробивная сила?! Димина, конечно, не чета ему. Полагаю, это поймет и сам Димин — он башкавитый мужик, не из тех, что прутся на рожон из-за принципа. Так?
У Сосновского шевельнулся протест: слов нет, Кашин железобетонный и, как говорит директор, пробивной, но не всегда деловая характеристика соответствует… «Чему соответствует?» Он не нашел подходящего продолжений мысли и, запутавшись, неожиданно ответил:
ebooksa