Весенние ливни

Алексеева затрясло.

— Вы не имеете права!

— Во-первых, я не про тебя, а о тех, против которых улики еще не собраны. А во-вторых, ты скажи, кто уполномочивал вас и что вы делали. Конкретно.

— Нас разоблачили, и гестаповцы арестовали всех. Я вену вскрыл… До полусмерти ведь били…

— Меня дела интересуют.

— Но я не об этом даже. Я хотел спросить, почему вы делаете всё, чтобы мне работа и жизнь осточертели. Неужели не всем дано право работать и жить?

— Знаю я теории, которыми оправдывают себя. Но мы успеем еще на отвлеченные темы побеседовать. У меня просьба к тебе.

Давая Алексееву остыть, Кашин опять грузно опустился в кресло, положил локти на стекло, лежавшее на столе. Подумал, что с самого начала чересчур перехватил. Однако от решения, принятого в цехе, не отказался.

— Помнишь, как когда-то? Есть в критике пять процентов правды, значит — на пользу,— начал он издалека, не без намека.

— Я также помню, к чему эта пятипроцентная правда привела.

—- Ого! Но будет… Рабочие собираются писать заявление на Дору,— сказал Кашин сухо.— Ты помоги им.

— На кого? — точно не поняв, спросил Алексеев.— На Димину?

— Она такая же Димина, как я датский принц, дорогой товарищ! Да ее и свои не больно жалуют. В гетто, говорят, и то баламутила. А они, не бойся, хоть и умеют друг за друга постоять, к отщепенцам непримиримы,— попробовал подойти к механику с другой стороны Кашин.

Он вообще бравировал в подобных случаях грубостью и как бы хвалился: при необходимости тоже может сказать, что официально не одобряется.

— Нет, нет, только не это! У меня совесть еще осталась,— уже решительно возразил Алексеев.

— Ну, как знаешь, перепрашивать не буду. Но смотри!.. То, что я делаю на заводе, там,— Кашин большим пальцем ткнул вверх,— всеодно не сегодня-завтра открыто поддержат. Вот так-то….

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

1

Уже которую ночь Сосновский просыпался в третьем часу. Долго ворочался с закрытыми глазами. В голову лезло разное, главным образом неприятное. Чтобы оправдаться перед собою, выдумывал противников, обвинения, какие они могли бросить ему, и вступал в горячий спор.

Вчера, например, он долго и непримиримо пререкался с Диминым. Тот обвинял, что весь его интерес к политике ограничивается чтением газет, а Сосновский возмущался и доказывал свое.