Весенние ливни

22
18
20
22
24
26
28
30

Связываться с Жаркевичем было небезопасно. Бывший формовщик, медлительный, спокойный, имел косую сажень в плечах, мощную, как у боксера, шею и упрямое лице, что чаще всего встречается у очень сильных людей. Однажды на практических занятиях в токарной мастерской он поднял ящик с деталями, который Севка не мог даже сдвинуть с места. Понимая, что поступает гадко, но бессильный сдерживаться, чтобы не отомстить за себя хоть чем-нибудь, Севка показал Жаркевичу кукиш, крутнулся и пошел от ребят. Все в нем клокотало. Но удивительно: ярость свою он снова почему-то обрушил на Юрия и Лёдю.

5

Любовь у Юрия была странная. Он забывал о Лёде, когда не видел ее, и, увлеченный другим, вовсе не скучал. Но когда встречал, оказывался вместе, все его существо жило только Лёдей. Ничего больше не существовало для него. Он не спускал с девушки глаза, и ее близость, ее прикосновения были несказанно приятны и милы ему.

Наверное, так случалось потому, что Юрий жил, как в чаду, охваченный какой-то своенравной жаждой. Ему хотелось как можно больше изведать, как можно скорее испытать всего — и сладкого и горького. Пусть обжечься, но испытать. Пусть даже доведется за это платить дорогой ценой, зато он изведает что-то такое, что раньше было недоступно, запрещено.

Нет, Юрий жил более сложной и противоречивой жизнью, чем думали отчим, мать, чем казалось со стороны. Да и само время освобождало его от строгой ответственности: шла переоценка многих ценностей.

Чтобы посмотреть новый фильм, Юрий уходил с лекций. Хохоча, распевая песни, шатался с товарищами по улицам. Упивался ночными огнями, приставал к незнакомым девушкам. Принимал участие в складчинах и, подвыпив, в темных комнатушках или в подъездах с легкой Севкиной руки тискал, целовал случайных подружек.

Однако беда, которую отвела мать в конце семестра, внезапная стычка с Севкой заставили задуматься. Гнев, нежность и стыд охватили Юрку. Гнев на приятеля, нежность к Лёде, стыд перед матерью: в нем необоримо действовала материнская закваска. И простить Севке Кашину его выходку он уже не мог. «Недоучка, — кипел Юрий. — Да Лёдя стоит десяти таких образованных хлюстов, подлюга! Она и сейчас пользу приносит, а тебе цена — копейка в базарный день». Росло желание сделать для Лёди что-нибудь хорошее, порадовать ее. Выпросив у матери денег (была причина: он сдал экзамен), Юрий купил флакончик «Серебристого ландыша» и с подарком в кармане побежал вечером в автозаводскую читальню, где они условились встретиться.

Читальный зал помещался в полукруглом павильоне, неподалеку от заводского клуба. В зале было уютно, тепло, пахло краской, книгами. После темной улицы сдавалось, что здесь очень светло. На больших окнах висели апельсинового цвета портьеры, полки с книгами поблескивали за стеклянной стеной. За столиками сидели, склонившись, посетители, притихшие, сосредоточенные, каких можно встретить лишь в читальнях, где каждый думает о своем и чувствует, что вокруг другие заняты тем же.

Неподалеку от входа Юрий увидел Лёдю. Поставив локти на столик и подперев ладонями щеки, она читала книгу. Пепельные волосы ее искрились. Лицо было снокойно-бледное, немного грустное, от ресниц ложились тени, и казалось, что глаза запали.

Когда Юрий дотронулся до нее, Лёдя вздрогнула. Ресницы испуганно вспорхнули, а на лице появилось выражение, словно девушка хотела и не могла что-то понять.

— Это ты? — не сразу спросила она. — Видишь, сколько народу. Тут и из вечернего и просто так. Ваши тоже есть…

— Я тебе кое-что принес, — не умея перемогать себя, шепотом сообщил Юрий.

— Покажи, — благодарно кивнула она головой и одновременно моргнула глазами.

Юрий любил, когда Лёдя так делала, и тихо засмеялся от удовольствия. Повесив шапку на рогатую вешалку, что стояла подле, не раздеваясь, подсел к Лёде, вынул из кармана духи и под столом передал их.

— За что это? — чуть-чуть заважничала та, догадываясь, что в коробочке.

— За то, что хорошая.

— Неправда.

— Честное комсомольское!

На них зашикали. Они еще ниже наклонились над столом и смолкли, боясь, что прыснут смехом: в таких необычных обстоятельствах почему-то тянет смеяться по самому незначительному поводу.

— Я едва убежала из дому,— призналась Лёдя.— У матери все страхи. Извелась, говорит, отдохни; так из сил выбьешься и заболеть недолго.