Снова заиграл оркестр. Чтобы музыка была слышна на всей длиннющей платформе, использовали громкоговорители милицейской машины с рупорами. И от этих усаленных репродукторами звуков суматоха, суета еще увеличились. Появились продавщицы в белых халатах, с корзинами, предлагая купить мыло, зубную пасту, одеколон. Засновали и сразу стали приметными кинооператоры, фотокорреспонденты.
Найдя глазами мать, но потеряв Лёдю, Юрий поднял руку, помахал матери и, работая локтями, стал пробираться к своему вагону.
Товарищи грузили уже в него вещи, занимали на нарах места. Кто-то успел мелом нацарапать на стенке: «Холостяки! Просим не кантовать!» Стоя в дверях, Жаркевич и Тимох не пускали в вагон Васина.
— Читай! — кричали они и показывали надпись, а Васин клялся, что они ошибаются, и совал им под нос паспорт.
Вскоре в вагон протиснулась и Вера. Бережливо положив сверток на нары, вздохнула.
— Боже мои! Темно, пыльно. Вам не дали даже соломы. Как же вы будете ночью?
— Идем, мам,— заспешил Юрий и соскочил назад на платформу.
— Ты, Тима, присматривай за ним,— едва сдерживаясь от слез, начала было увещать Вера Антоновна.— Вы же когда-то дружили…
— Мам! — остановил ее Юрий.
Вера послушно смолкла и сошла на платформу вслед за ним.
Неподалеку было депо. Возле него, попыхивая паром, стояли два могучих СУ. Где-то дальше перекликались другие паровозы, и это напоминало о дороге — далекой, неведомой.
— Не забывай нас, Юрик, пиши, иначе я с ума сойду,— не выдержала Вера.— Пиши обо всем, не ленись, мой мальчик! Помни, без тебя мне не будет покоя…
Юрий слышал и не слышал ее. Вокруг разноголосо шумели люди. Фотографировались. Ели мороженое. Пили лимонад. Но Юрий плохо замечал и это: он думал о Лёде. А когда увидел ее — Лёдя пробиралась к ним сквозь толпу,— почти испугался.
— Я сейчас, мам,— извинился он, едва шевеля непослушными губами, и пошел навстречу.
Они взялись за руки и поздоровались. Онемевший, не выпуская Лёдиных рук, Юрий не знал, как вести себя дальше. А запыхавшаяся, тоже счастливая, Лёдя, точно боясь, что не успеет сообщить обо всем, принялась вдруг рассказывать, как Докин проводил у них беседу. Затем, захлебываясь, стала говорить о том, что теперь она обязательно будет опять поступать в Политехнический, но уже на вечерний…
Вера наблюдала за ними издали, и сердце ее заходилось от глухой обиды и ревности.
3
— Тихо,— предупредил Тимох.— Ложись!
Чувствуя, как его трясет от пережитого страха, Юрий лег между ним и Васиным и попытался успокоиться. Но по спине пробегали мурашки, и он вздрагивал, словно тело простреливал ток. Ему даже страшно было подумать о том, что произошло. А оно, как назло, стояло перед глазами, и не хватало сил отогнать его, хотя Юрий вертел головой и нарочно не смыкал век.
Спали вповалку, прижавшись друг к другу. Затекали руки, болели бока: дорогой так и не смогли раздобыть ни сена, ни соломы.