Весенние ливни

— Ма-ам,— беззвучно выдохнул Юрий и почувствовал, что цепкие руки Тимоха подхватили его, потянули в люк.

Спина Тимоха грела Юрия. И хотя в вагоне, как всегда ночью, было душно, он прижимался к нему и клялся: нет, он никогда-никогда не забудет, что случилось, и будет благодарен вечно. Постепенно озноб проходил, а приязнь к товарищам крепла. И если бы на нарах ие было так тесно, Юрий, наверное, растолкал бы Тимоха, который уже мирно похрапывал, и сказал бы ему об этом — поклялся вслух.

Когда же Юрий наконец заснул под утро, ему приснилась Лёдя. Она льнула к Юрию и позволяла ему всё.

4

В Кокчетав поезд пришел на восьмые сутки, ночью. До утра студентам позволили остаться в вагонах. Но спать мало кто хотел. Состав загнали в тупик, по обеим сторонам которого темнела не то пустошь, не то степь, и, выскочив из вагонов, некоторые стали раскладывать костры прямо около состава. Темень окрест и до этого казалась густой, но, когда запылали огнизца, она стала кромешной и вплотную стеной подступила к пути.

Тимох, который немного замешкал, соскочил из вагона на землю, когда несколько костров уже горело.

— Вылезай скорей! — поторопил он и Васина.— Такое разве что при великом переселении народов или в гражданскую войну можно было видеть.

Он подошел к ближайшему костру, с интересом, как незнакомых, оглядел бронзовые лица сидевших вокруг ребят, но пристать не смог. Хотелось походить, что-то увидеть первому — поблизости лежала таинственная, немного страшноватая целина. А главное — главное поговорить с Васиным.

Невдалеке светились огни Кокчетава. Было видно: город невелик, хотя и разбросан. Но и он влек Тимоха к себе неизвестностью.

Обняв за плечи Васина, Тимох потянул его в сторону мерцающих городских огней.

— SOS, Сеня, SOS! Что делать? Я еще перед Куйбышевым хотел с тобой поговорить… — признался он, когда гомон и шум у эшелона перестали быть слышными.— Выручай, если друг!

— Ты что, серьезно? — немного даже струхнул Васин.

— Абсолютно.

— Ну, давай тогда, исповедуйся.

— Тебе никогда не приходилось отбивать девушку от другого?

— Вот это вопрос! Странный ты, Тима. Чего только в жизни не пережил, а младенцем остался. Непонятно, как ухитрился только. Тебе что, слабо, то бишь совестно? Да?

— Нет у меня привычки чужое счастье разбивать,

— А я думал, ты умнее. Честное слово. В этом, Тима, мудрость, коль хочешь знать. Разбить можно только непрочную вещь. А раз разбил такое счастье, значит, не дал ему в несчастье превратиться. Поверь, это не право сильнейшего, а право жизни. Хорошее, Тима, право!

— Но она пришла провожать не меня, а его...

— Тогда воюй.