– Вот именно. Я хотел Глебу позвонить, да закрутился. Ты у него сегодня поинтересуйся тогда сам.
– Обязательно.
Вечером отец и сын Самойловы пили на кухне чай.
– Глеб Николаевич, позвольте вопрос?
– Спрашивайте, Николай Глебович. Только чаю мне налей, раз уж ты сидишь рядом с чайником.
– Пап, – Ник протянул отцу чашку, – тебе фамилия Луцык о чем-нибудь говорит?
– Нет. А должна?
– Гипотетически – да.
– Что-то не припомню. Это кто? Наш знакомый? Имя у этого Луцыка есть?
– Имя не знаю. Жену зовут Татьяна.
– Татьяна Луцык? Нет, не помню. А-а-а… Луцык… Луцык… Да, точно. – Отец отставляет в сторону чашку. – Сергей Луцык, да?
– Наверное. Вспомнил?
– Да. Покойник мой последний.
– Расскажи.
– Да под прошлый Новый год… Помнишь, тридцать первого какая метель была?
– Помню. Ты дежурил в прошлом году.
– Ну вот, этого Луцыка как раз тридцать первого часов в шесть вечера и привезли. Мне потом дэпээсники картину обрисовали, как все было. Его машину занесло, развернуло, он вылетел на встречку. И в лобовую с КамАЗом. А ты же знаешь, где самое безопасное место при столкновении с КамАЗом?
– В кабине КамАЗа, – ответил Ник.
– Точно. Была бы наша отечественная жестянка – был бы там фарш. А у этого Луцыка джип был хороший, немецкий. На стали немцы не экономят, подушки безопасности вкруговую, опять же. В общем, довезли живым. И даже шансы были у него – не скажу, что прямо много шансов, но мог бы выкарабкаться. Я трое суток в операционной провёл…
– Я помню прошлый Новый год, па.