– Артем, не надо! – Мирослава не только тянула, она еще и орала. Мелкая такая, смешная, как маленькая храбрая птичка.
– Что это за хрень?.. – Вот и Артём задал тот же вопрос. Значит, вторая тварь, в отличие от первой, ему не знакома.
Ему не знакома, а как насчет Мирославы? Почему девчонка себя так ведет? Дерзко и бесстрашно! И немного по-сумасшедшему!
А та, со змеями, обернулась и погрозила им пальцем. Кажется, всем троим погрозила.
– Помни, что я тебе сказала, дитя! – Ее голос звучал не у Самохина в голове, да и сама она выглядела вполне материальной. Куда материальнее аристократки-меценатки с черепушкой вместо башки. – Если сунутся… – Она не договорила, улыбнулась такой улыбкой, что соваться сразу как-то расхотелось. Даже шмалять расхотелось, если честно. И ангелы, как назло, исчезли. Никакого тебе звона, никаких знаков. Выкручивайся, старший следователь Самохин, как хочешь! Сколько можно тебе помогать?
– Не мешайте ей! – Закричала Мирослава, и от этого отчаянного крика волосы ее снова взмыли в воздух. Мало того, Самохин отчетливо увидел пляшущие в них голубые искры. Ведьмовской шабаш какой-то, а не задержание преступника! Вот что писать в рапорте?..
– Не будем. – Самохин, не опуская руки с пистолетом, попятился, потянул за собой сопротивляющегося Артёма. – А что вообще тут…
Он не договорил, так и замер с открытым ртом. Первая змея нырнула своей треугольной башкой в карман визжащей воспиталки. Нырнула, вынырнула уже вместе с какой-то белой хренью. Вторая змея натянулась, как серебряный канат, потянула мечущуюся черепастую тварь поближе к своей хозяйке.
– Вот и свиделись. – Хозяйка улыбнулась. Зубов в ее пасти было так много, что не сосчитать. Говорила и улыбалась она черепастой, смотрела при этом прямо в провалы глазниц, в которых бился, бесновался красный огонь. – Что ж тебе не спалось? Кто ж тебя вытащил из твоей могилы, а? Светочей тебе захотелось, да?
Это был какой-то будничный, считай, бабий разговор. Так таскала бы за косы одна рассерженная бабенка другую. Ну и что, что бабенки рожей не вышли и вообще неживые?! Ну и что, что косы, как слепые змеи?!
– С девочкой что? – прохрипел Самохин, одним глазом косясь на Артёма. – Живая?
– Спит, – прохрипел тот в ответ. – Кажется, опоили чем-то…
– Спит – разбудим, – пообещал Самохин самому себе, как завороженный, наблюдая за тем, как тварь с косами бережно берет у змеи белую хрень.
Вот только никакая это не хрень. Если присмотреться, если сфокусироваться, становится понятно, что это гребень. Костяной гребень! А если включить дедукцию, то становится понятно, что дырки в черепушке аккурат совпадают с зубцами гребня.
– Со мной пойдешь, – говорит та, что со змеями, и со всей силы втыкает гребень этими самыми зубцами в черепушку. – Теперь уже навсегда!
И вот тут бы Самохину послушаться Мирославу, не смотреть, а лучше и вовсе отвернуться. Но он смотрит, не в силах отвести взгляд. Все они смотрят. Даже переставшая визжать воспиталка. Смотрят, как черная тень извивается и вопит, как сначала обретает плоть, превращаясь в аппетитную черноволосую дамочку, ту самую, с картины. А потом смотрят, как плоть эта начинает пузыриться и сползать кровавыми ошметками, как у босых ног дамочки натекает черная лужа. Как к этой луже тянутся слепые змеиные головы. Тянутся сами, тянут раздвоенные языки, слизывают то, что и кровью-то назвать нельзя. Вся эта вакханалия длится, кажется, целую вечность. До тех пор, пока в руках у той, что со змеями, не остается один только череп с затухающим в глазницах огнем. Руки больше не похожи на страшные когтистые лапы, да и сама ведьма снова чудо как хороша, глаз не отвести. Если бы еще не потеки крови на ее платье… Если бы не черный, нечеловеческий взгляд…
– Привет тебе от Августа Берга, – говорит ведьма и целует череп в темечко. Поцелуй этот высасывает из черепа и остатки света, и остатки жизни. – А мое дело сделано.
Черноглазая девица выпускает череп из рук, он падает, но до земли не долетает, подхваченный не то косами, не то змеями. Они оплетают белую кость серебряными нитями, превращая череп в светящийся шар.
– Заберу, – говорит ведьма задумчиво, ни на кого из них не глядя. – С собой заберу, спрячу так, что никто и никогда не найдет. Вам тут спокойнее будет. – Теперь она смотрит прямо на них троих, и от взгляда ее хочется закопаться вот прямо в этот сырой речной песок. – Вам спокойнее, а мне какое-никакое развлечение на старости лет.
И ведь не шутит про старость! Лет ей столько, что Самохину не сосчитать, не представить. Зато из монолога ее он выносит самое главное: задерживаться дамочка не планирует. Развлекаться с черепушкой будет в каком-то другом, даст бог, очень далеком месте. Вот и хорошо! А то думай, что в рапорте писать.