Мирослава его уже не слышала, она упала на колени перед неподвижной Василисой, принялась проверять дыхание и считать пульс.
– Все стабильно. Живая. – Фрост и сам уже все посчитал и проверил. Девочка крепко-крепко спала. Наверное, в каком-то смысле это было проявление гуманизма. Со стороны Лисапеты. Или трусости? Задушить спящего ребенка ведь проще, чем того, который смотрит прямо тебе в глаза! – Я не понимаю, почему она!
Никто из них не понимал! Сколько тогда на самом деле было убийц? Сколько этих чертовых Свечных человеков?! Или тогда, тринадцать лет назад, один, а теперь вот другая?! Поехала кукухой, подхватила упавшее знамя и принялась душить детишек?..
Наверное, все эти вопросы были написаны у Фроста на лице, потому что Мирослава пожала плечами, сказала потерянно:
– Я не знаю, Тёмочка. Вообще ничего не понимаю.
– Ничего, – Фрост притянул ее к себе за ворот косухи, поцеловал в губы. Нагло поцеловал, по-хозяйски. – На то, чтобы разбираться и понимать, у нас имеется старший следователь Самохин.
– Конечно, – раздался за их спинами ворчливый голос, – как целоваться, так с Фростом, а как разбираться со всякой чертовщиной, так сразу все валят на Самохина. Девочка как?
– Спит! – ответили они в один голос.
– Значит, действуем так! – Самохин окончательно пришел в себя и начал раздавать команды. – Ты, Артем, бери девочку. Я беру эту нашу… – Он осекся, посмотрел на Лисапету, которую поддерживал под руку. Если бы не поддерживал, она бы точно свалилась на землю. – Ее, короче, беру. И выдвигаемся обратно к усадьбе.
Он поднял лицо к небу, и на лицо его тут же упала крупная дождевая капля, предвестница неминуемого ливня.
– Двигаемся быстро, пока склоны этого чертова оврага не размыло, потом звоним в «Скорую». Пусть осмотрят девочку и эту… – Он снова покосился на ко всему безучастную Лисапету, спросил почти ласково: – Как же вас так угораздило-то, Елизавета Петровна? Вы за что душу дьяволу продали?
Она ничего не ответила, по ее толстым некрасивым щекам катились крупные слезы. Или это были не слезы, а дождевые капли?
Они тронулись с места быстро и слаженно. Хорошая из них получилась команда. Мирослава шла впереди, показывала дорогу. Следом брели Самохин с Лисапетой. Фрост с Василисой на руках замыкал шествие. Была надежда, что из оврага они успеют выбраться до дождя.
– И давайте-ка решим, что мы видели у затона, – вдруг заговорил Самохин.
– Ничего мы не видели, – сказала Мирослава, не оборачиваясь.
– Вы, товарищ следователь, геройски предотвратили очередное преступление, – вторил ей Фрост. – А мы с Мирославой просто болтались у вас под ногами.
– Так уж и геройски?.. – Хмыкнул Самохин. В голосе его было смущение. Какое-то время он молчал, сопел, тащил Лисапету, а потом снова заговорил: – Ну а что мы можем сказать, детишечки?! Что одна инфернальная тварь прибила другую инфернальную тварь прямо на глазах у сотрудника следственных органов? Так мне предлагаете записать в протоколе, да? Чтобы Хичкок и «Чужой против Хищника» в одном флаконе, да? Чтобы меня сразу вот вслед за ней на психиатрическую экспертизу? – Он покосился на механически перебирающую ногами Лисапету.
– Не будет никакой экспертизы, – заверил его Фрост. Ему все больше и больше нравился этот дядька. – Опишем все, как было, кроме Чужого против Хищника.
– Это хорошо. Молодцы! – В голосе Самохина послышалось облегчение. – Но ты, Мирослава… Сергеевна, расскажешь мне во всех подробностях, что за дневник там такой! Откуда дневник? Что в нем написано? Почему ты не удивилась ни Чужому, ни Хищнику? Ты ж не удивилась! И не спорь со мной!
– Я не удивилась. Я дам вам прочесть этот дневник. Если хотите.