Брагину как члену оргкомитета была выслана заранее пробная малотиражная программа конференции с упоминанием его имени в докладчиках этого дня, он и прибыл как раз ко времени своего доклада, что был анонсирован утром. В этом плане Брагин придерживался строгого жесткого порядка и самодисциплины: назвался груздем, полезай в кузов, высунулся, прочирикал, так будь обязан чин чинарем соответствовать месту и времени, где тебе дадут возможность доложиться и удовлетворить любопытство на твой счет научного коллегиального сообщества. «Твои дела и твои личные проблемы касаются только тебя лично. Только знай, что многие, если не абсолютное большинство старших и младших коллег, придет слушать именно тебя, вместо того, чтобы греться на сентябрьском солнышке и заплывать за буйки в 24-х градусное море». Так он позиционировал себя, имеющего какое-то право опоздать на открытие конференции, но не имеющего никаких прав сорвать свой утренний доклад и свою презентацию нового программного комплекса с демо-версией ветвей продукта.
Брагин знал, что его доклад был запланирован третьим на утреннем пленарном заседании, вслед за докладами его старых коллег. А на демонстрацию программно-алгоритмических комплексов на вечернем заседании будут приглашены многие отечественные и зарубежные фирмачи и даже потенциальные инвесторы из банковско-финансовой сферы. Вот что Брагина никогда не смущало, так это каким номером выступать, первым или быть «на разогреве» более маститых коллег. Ведь всё относительно в научных рангах и академических позициях… Лишь бы доктору и профессору не выступать после кандидатов и аспирантов…
Брагин когда-то дважды проиграл выборы в большую академию по основному списку, отказываясь из принципа баллотироваться по «молодёжному» дополнительному списку, основанному на возрастном цензе, 50 лет для членкоров, 55 лет для академиков. Начал он выдвигаться ещё в АН СССР, потом в реформируемую РАН со «слоновником» кандидатов на каждую вакансию. Тогда он ещё верил в «социальную справедливость» и честную борьбу. А потом чего-то понял и замкнулся, как говорится, «такой хоккей нам не нужен». Если игры ведутся по правилам странным, а то и без правил вовсе. Брагин хотел войти в число избранных честно и согласно научным неоспоримым заслугам, но видел, как всё призрачно и бестолково на научном олимпе, как неправедно ведётся борьба за выделение вакансий, за заполнение этих вакансий членами разных научных группировок, близких по своей организации и «продвижению наверх своих» к мафиозным. Научная мафия бессмертна, раз там крутятся огромные деньги, и происходит своего рода торговля иерархическими позициями и должностями. Но не это главное, сколько достойных из достойнейших кандидатов в членкоры и аки многажды катали на выборах в отделениях и даже на общих выборах.
На последних выборах в РАН Брагин формально проиграл своему старинному знакомцу, директору ярославского института проблем вычислительной техники Юрке Мамонову, а через три года уже после самоубийства Юрки такому же старинному приятелю Леониду. Только те избрались по «молодёжным дополнительным спискам», а Брагин, словно продолжая доказывать всем и себе, продолжал соревноваться по общим, не дополнительным спискам. Того же Юрку Брагин искренно поздравил по телефону с успехом, они давно были связаны многими многолетними перспективными научно-исследовательскими проектами, подружились лично, семьями. Когда уже после выборов Брагин приехал к нему в древний, основанный Ярославом Мудрым град, в его институт, Юрка-директор хорошо его принял, хотя его академическому институту из-за слабого финансирования хвастаться было нечем. Юрий, принимая поздравления Брагина, твердил только одно: если уж кому быть избранным, то только тебе, а не мне, «легковесу молодёжки» в сравнении с тобой. Мол, ничего, скоро нагонишь и перегонишь, в смысле похода за более высокими академическими регалиями. А что оставалось говорить в ответ Брагину? Конечно, что ты более результативен, раз за тебя проголосовали, мол, все справедливо, когда тебя «по молодёжке», а не кого-то другого, признали первым… Не хотел Брагин побеждать по «молодежному дополнительному» списку с конкурсом три-четыре кандидата на место, а в общем списке при конкурсе несколько десятков докторов на одно место – проигрыш. Юрка успокаивал: «На следующих выборах за тебя проголосую». Брагин морщился и отбояривался; «Не в этом фишка – победить на выборах. Фишка в том, что надо выдать «на гора» нечто немыслимое и даже «незамысляемое никем». Вот такая блажь в беседе приключилась: откровение на откровение, успокоение совести на успокоение, блажь как приговор проблеме и себе…
Все же Юрка был честный и добрый парень, признался, как на духу, Брагину: только демократические олухи могли додуматься до того, чтобы выборы по одной специальности в отделение РАН устраивать по основному списку (то есть без ограничения возраста) и по дополнительному (с ограничением). Все же Мамонов и Брагин были в юности неплохими спортсменами и пример из того же большого спорта приводил обоих в недоумение: это все равно, что олимпийские игры, чемпионаты мира и страны проводить по основному и дополнительному списку. Еще Юрка, уже избранный и такой вроде успешный жаловался на падение нравов в высшей академической среде, набираются «безропотные команды своих», как бригады братков, готовых на все, лишь бы оправдывать «доверие» начальников и молчаливо или в голос оправдывать допуск к стипендиальной кормушке.
«По мне бы, вообще бы не платили бюджетные стипендии членкорам и академикам, к чертям собачьим похерили бы эти «гребаные дополнительные списки, по которым проводят «своих» и государство дурят, занимаясь имитацией науки, а не истинным творчеством… Тяжко мне, Жека…» – вот такие слова запомнил Брагин из последней поездки к Юрке в Ярославль. Юрка был единственный из его ученых коллег, который называл его не Евгением, не Евгением Михайловичем, а просто Жекой, больше так Брагин не позволял себя так называть никому – даже Лере… А через год с чем-то Юрка застрелился… До Брагина доходили темные слухи о каких-то семейных, производственных неурядицах друга, тоже какие-то братки, как и на таганрогского профессора и на Брагина, наехали… Еще больше этих разных темных слухов Брагину пришлось бы выслушать на похоронах Мамонова, были ведь и откровенные злопыхатели по такому трагическому случаю, пытавшиеся обернуть все это в фарс и мальчишество. Брагин прерывал подобные речи своих коллег, спокойно просил не говорить о его друге Мамонове ничего порочащего, ничего, что затрагивало бы честь друга.
Перед смертью Мамонов написал ему одну строчку, очень странные слова, всего шесть слов по электронной почте: «Прости, старый друг, твой навсегда Юрка». Никому из коллег Брагин об это не рассказал. Почему? Многие из недругов, да и друзей-приятелей могли бы расценить эти слова по-своему и не так. Как форму выстраданного извинения-прощения за то, что будущий самоубийца переживает за то, что увел у более достойного регалии членкора, обыграл того с помощью лихих и ушлых людишек, под дуду которых обречен теперь плясать до гроба. Брагин твердо знал, что не за что другу было просить у него прощения – неужто только за то, что решился нажать на курок без дружеского совета плюнуть на все козни и вызовы жестокого мира?.. Мистика гибели Юрки, с точки зрения Брагина, заключалась в том, что от действа наркомафии или просто мафии должен был погибнуть ключевой партнер Брагина, профессор Виктор Михайлович, действительно израсходовав весь свой запас жизненных сил на сына, дочь и спятившую жену, – а судьба его надолго обрекла на больничную койку, но выстрелила в Мамонова… Бывают такие недоразумения, когда вместо одних гибнут другие, словно взвалив на себя тяготы первых…
В столовой, где Брагина и отсутствующую пока Леру – как опоздавших на конференцию – определили за один столик к такому же опоздавшему пожилому незнакомому мужчине, витал гул ожидания последних новостей, хороших и плохих. Любимая старинная шутка устроителей конференции – какую новость хотите услышать первой, плохую или хорошую? – была всем давно знакома. И сказитель этих новостей за четверть века с гаком был один и тот же – душка-профессор, бессменный председатель оргкомитета, ветеран большого спорта и большой науки, бывший чемпион и бывший заведующий кафедрой в одном лице. Подоплека подначки обычно такой – все равно никаких добрых новостей не будет, хоть начинай сначала с «хорошей», хоть с «плохой» вести. В столовой санатория, где собрались на завтрак участники конференции, Брагин от радостно приветствовавших его коллег сначала услышал первую утреннюю «плохую» новость из уст старого своего знакомца-ветерана. Суть ее в следующем: есть проблемы с местами проведения пленарных и секционных заседаний конференции в роскошном киноконцертном зале чуть ли не на пару тысяч мест. Там и условия соответствующие, и оргтехника самая современная, там и синхронный перевод в сети обеспечен, и так далее. Но дирекция санатория заломила такую бешенную цену за аренду этого «дорогущего» зала, что оргкомитет вынужден был в конце заседаний первого дня пойти на попятную: все вечерние демонстрации с секционными заседаниями должны проводиться по скорректированному утвержденному плану, гораздо скромнее, «без помпы, в тесноте, да не в обиде», то есть в более скромных залах главного корпуса. Но было добавлено, не исключен такой вариант событий, что директор санатория, обязавшийся обеспечить холлы для выступления, сообщит через пять-десять минут председателю еще один вариант проведения утреннего пленарного заседания, из разряда хороших новостей, мол, ждите.
Глава 37
«Ждите господа и не расходитесь из столовой» – с этими словами председатель покинул зал, чтобы появиться там через минут пять-десять.
Брагин, сам член оргкомитета, только припозднившийся, равнодушно и меланхолически пожал плечами – пусть будет так, как есть и будет, какая разница… Соседа за столиком также не тронула эта «плохая» новость, он пояснил, что в те годы, когда Брагин отсутствовал на гурзуфских конференциях, подобные вещи с заменой аудиторий стали обычным явлением. Аренда зала дорожает с каждым годом. Потому и гоняют участников из одних дорогих залов в дешевые, как соленых зайцев. Мужчина за столиком представился, он хорошо знал работы Брагина, где-то с ним неоднократно пересекался. Они обменялись рукопожатиями. Но Брагину было немного не по себе. Его больше смущало и даже по-своему тревожило отсутствие на завтраке в столовой Леры, ведь их даже здесь волей случая определили за один столик… Роились разные мысли и предположения, с итоговым умозаключением: после заплыва в глубь моря сморилась, все проспала девица малоопытная, скосили ее напрочь ночные и утренние длительные плавания. Только бы свое вечернее секционное заседание не пропустила – ее имя было с его подачи дополнительно включено в список докладчиков, с соответствующей публикации тезисов доклада под одной фамилией исследователя… А вдруг, что случилось с юницей – не здоровится?.. Или еще чего из области домыслов и предположений?.. Все же в их корпусе, возможно, на том же этаже поселилась околонаучная, крутая публика, с Гиви и Вахой во главе пятой колонны братков…
И пропал моментально нормальный аппетит у мнительного Брагина. И беседа с соседом не ладится, ибо какие могут быть отвлеченные куртуазные разговоры, когда неизвестно, что и как с Лерой. Нахмурился Брагин, ушел в себя, в свои неспокойные сумрачные мысли. Сосед даже посочувствовал: акклиматизация всегда непросто здесь происходит, вот и у него давление подскочило… Надолго замолчали соседи, друзья по несчастью, плохо переносящие переход из разных часовых поясов и климатов…
Но тут, наконец-то, когда смазливые официантки стали разносить под финиш завтрака кофе с чаем, подоспела и вторая «хорошая» новость из уст председателя оргкомитета. Широколицый, кряжистый, с медвежьими повадками борца-профессионала, но одет «с иголочки», в тройке и при галстуке, тот зашел на возвышение в столовой и торжественно провозгласил:
– Прибывший собственной персоной генеральный спонсор нашей конференции настоял на том, чтобы сегодняшнее утреннее пленарное заседание будет проведено в концертном зале… Как говорят в подобных случаях: все схвачено и за все оплачено – милости просим, господа…
Среди громоподобных возгласов «ура», «браво» справа и слева от председателя потянулись вопрошающие руки:
– Сегодня-то пленарные и секционные заседанию пройдут по программе – или будут какие изменения?..
– Кто же это таинственный генеральный спонсор нашей конференции – из олигархов, что ли?..
– Здесь важное для всех обозначено, знаковое, я бы сказал, для всех нас, а не для тебя одного… – Ветеран прокашлял горло и сипловато огласил, обращаясь уже ко всему залу, а не к расстроенному профессору. – Итак по порядку… Самое время ознакомить с новостью, для кого-то хорошей, а для кого-то, я бы так изволил выразиться, не слишком, чтобы очень плохой, но и не слишком, чтобы хорошей… Сами понимаете… Вспоминайте классика, призывающего вас к тому, чтобы «все новости и неудобства они несли, как господа».
Председатель полностью овладел вниманием аудитории, насколько это может быт отнесено к столовой, где все замерло мгновенно при виде его поднятой ладони с пальцами веером. Даже лязг ножей и вилок прекратился, когда он кашлянул и нарочито будничным голосом произнес:
– Итак, дамы господа… Перейдем к нашим баранам, то есть к распорядку дня и докладам. Все дополнения будут оглашены после завершения утреннего пленарного заседания… А утренняя сессия, господа, экстренным решением оргкомитета откроется часовым докладом профессора Брагина с последующей демонстрацией работы его нового оригинального программно-алгоритмического комплекса…