Король Бела озирал груды мертвых тел и лошадей, что образовали внутри лагеря чуть ли не вторую стену. Все они были утыканы стрелами, кое-где еще было заметно шевеление. Солнце успело взойти высоко. Это сколько же времени миновало с начала вражеского приступа? Представить сложно.
С высоты своего коня Бела видел, что монголы все еще теснятся возле стен. Между тем в лагере имелись всего одни ворота, и король на случай очередной вражеской атаки незамедлительно послал туда лучников. Он смотрел, как Конрад Тюрингский выстраивает там в колонну рыцарей. Вон они уже опустили забрала и приготовили копья. По крику магистра ворота распахнулись. Почти шесть сотен железных всадников дали шпоры своим коням и вихрем понеслись наружу. Бела подумал, что назад они не вернутся.
Беле достало прозорливости выставить на все стены лучников с полными колчанами. По всему периметру защелкали луки. От утробных воплей снаружи сердце взволнованно билось. Тевтонцы свое дело знали: сквозь ряды монгольской конницы они прорывались с напором и скоростью, с криками и воплями рубя врагов за стенами лагеря. Бела едва сдерживал страх. Внутри лагеря царил хаос: оказалось, что изрядную часть королевского войска уничтожили еще во сне.
Едва Конрад Тюрингский атаковал противника, как крики и гиканье монголов мгновенно смолкли. По спине Белы пробежал холодок. Отсюда ему не уйти. Он здесь заперт и погибнет вместе со всеми.
Минула, казалось, вечность, прежде чем тевтонский магистр влетел сквозь ворота обратно. От сверкающей колонны из шестисот рыцарей осталось восемьдесят, в лучшем случае сто воинов. Те, кто возвратился, были окровавлены и измяты. Некоторые едва держались в седле, а из их доспехов торчали стрелы. Венгерские конники смотрели на тевтонцев с благоговением. Многие спешивались, чтобы помочь рыцарям слезть с седла. Бородища Конрада Тюрингского стала ржавой от крови. Он походил на некое темное божество, его голубые глаза смотрели на короля венгров с яростью.
Беле нужен был совет, что делать дальше, и на тевтонского льва он взирал словно беспомощный олень. Тесня толпу конем, Конрад Тюрингский мрачно проехал мимо.
Бату, отдуваясь, скакал к Субудаю. Орлок стоял возле своей лошади и с невысокого гребня, что тянулся через поле боя, наблюдал за битвой, начатой по его приказу. Бату ожидал, что Субудай будет разъярен тем, как прошла атака, но тот неожиданно встретил его улыбкой. Темник отколупнул от щеки присохший комочек глины и неуверенно улыбнулся в ответ.
– Те рыцари производят впечатление, – промолвил он.
Субудай кивнул. Он видел, как бородатый великан отбросил его конников. Из-за близости к стене монгольские воины оказались чересчур скучены и во время атаки латников не могли маневрировать. Внезапный бросок противника, сражавшегося яростно и слаженно, ошеломил монголов. Латники прорубали в гуще воинов проход, как неутомимые мясники, мгновенно смыкая свои ряды в тех местах, где кого-то из них вырывала из строя монгольская стрела. Каждый из их павших унес с собой двух-трех монгольских конников. Кое-кто из латников сопротивлялся даже лежа, пока его не удавалось убить.
– Теперь их уже не так много, – отметил Субудай, хотя атака несколько поколебала его уверенность.
Угрозы со стороны латников он и без того не отметал, но, возможно, недооценил их силу, проявленную в нужное время и в нужном месте. Тот бородатый безумец определенно удачно выбрал момент, внезапно набросившись на Субудаев тумен как раз тогда, когда там уже праздновали победу. Хотя обратно тех рыцарей вернулось не много. Едва со стен вражеского лагеря дружно полетели стрелы, Субудай отдал приказ отойти на безопасное расстояние. Его воины начали отвечать, но потери были несопоставимыми, поскольку лучники венгров сейчас стреляли из укрытия. Орлок подумал еще об одном броске, который сокрушил бы стены, но цена была бы слишком высока. Враг находится за стенами куда менее прочными, чем любая из цзиньских крепостей. Да и воды для такого количества людей в лагере явно недостаточно.
Орлок пристально оглядел равнины, на которых высились груды тел. Некоторые раненые еще двигались. Атаки монголов сокрушили венгерское войско, сбили с их короля спесь. Впору бы радоваться, но Субудай закусил губу в размышлении, как закончить начатое.
– Сколько они еще продержатся? – спросил вдруг Бату, вторя мыслям Субудая, так что тот посмотрел на него с удивлением.
– Еще несколько дней, пока не закончится вода, – ответил он. – Не более. Однако до этой поры они ждать не будут. Вопрос в том, сколько у них годных к сражению людей и лошадей, сколько осталось стрел и копий. Да еще этих проклятых латников.
Четкого ответа не было. Поля усеяны трупами, однако неизвестно, сколько воинов уцелели и пробрались к своему королю. Субудай на минуту прикрыл глаза, представляя образ этой земли с высоты полета. Его пехотинцы по-прежнему находились за рекой, зловеще поглядывая на небольшой конный отряд венгров, перешедший с вечера удерживать тот берег. Королевский лагерь раскинулся между Субудаем и рекой, наглухо обложенный и пригвожденный к одному месту.
И вновь Бату словно прочел его мысли.
– Позволь мне послать гонца, чтобы призвать на этот берег пехоту, – сказал он.
Субудай промолчал. Неизвестно, сколько монгольских воинов этим утром были убиты или ранены. Даже если король уберег всего половину своего войска, они будут биться на равных. И эту битву удастся выиграть, лишь кинув в ее горнило все свои силы. Драгоценное войско, которое он вел в этом великом походе, источится, побьется о врага, равного по силе и воле. Так дело не пойдет. Багатур напряженно думал, затем открыл глаза и еще раз оглядел землю вокруг лагеря. Затем он медленно растянул губы в улыбке. На этот раз Бату его мыслей не угадал.
– Ну так что, орлок? – был вынужден напомнить о себе молодой темник. – Мне слать гонца через брод?
– Да, Бату. Скажи им, чтобы расправились с королевскими ратниками на том берегу. Мы должны снова занять этот мост. Я не хочу, чтобы король мог посылать своих людей к реке за водой. – Он притопнул ногой. – Когда это будет сделано, я отведу свои тумены подальше, еще на милю отсюда. Жажда решит все за них.