– О каких таких?
– Например, о твоем квартиранте.
– О каком еще квартиранте? Нет у меня никаких квартирантов!
– Есть, – уверенно сказал Гепп. – И я хочу с ним поговорить. Срочно.
На этот раз Степанида не сказала ничего. То ли она не знала, что ей сказать, то ли размышляла, как ей быть дальше, то ли шепотом советовалась с квартирантом.
– Степанида, – сказал Гепп. – Ваши разговоры я слушаю уже давно. Стена-то тонкая, ты это учти. Так что мне все слышно. И вот ты подумай: до сих пор я никому ничего не сказал и не донес. А ведь мог бы… А если я не донес раньше, то не донесу и сейчас. Но если ты мне не откроешь, то донесу. Прямо сейчас. И уже через десять минут НКВД будет здесь. Мало ли кто у тебя прячется? А вдруг опасный вредитель? Так что достанется и ему, и тебе. Сама понимаешь.
– А что же ты хочешь? – спросила Степанида из-за двери.
– Поговорить с твоим квартирантом, – ответил Гепп.
– О чем?
– Не бойся, не о том, чтобы ему идти сдаваться в НКВД. Наоборот, я хочу ему помочь.
– Ты? – не поверила Степанида.
– Я ссыльный, – сказал Гепп. – Или ты не знаешь? У меня с властью свои счеты.
Звякнул засов, и дверь отворилась: не во всю ширь, конечно, а лишь на щелочку, в которую Гепп сумел протиснуться. Он очутился вначале в тесных сенцах, а затем вошел в комнату. Посреди комнаты стоял и испугано на него смотрел нестриженый и небритый парень. Ивану показалось, что он знает этого парня, несмотря на его бороду и лохмы. Точно, он его помнил. Это был сын Степаниды. Год назад он ушел на войну, а теперь был здесь и прятался.
– Не бойся, – сказал Гепп. – Не выдам… Что, отвоевался?
– Я – по контузии… после госпиталя, – сказал парень, исподлобья глядя на Геппа.
– Ну да, ну да, – иронично проговорил Иван. – Потому и прячешься у матери под подолом. Зовут-то тебя как?
– Александром, – нехотя ответил парень.
– Что, так и будешь прятаться всю жизнь? – спросил Гепп, усмехаясь. – Так ведь не получится. Не завтра, так послезавтра тебя кто-нибудь увидит, донесет, а там… Сам знаешь, как поступают с дезертирами по законам военного времени. Да и тех, кто их укрывает, не жалуют.
Парень опустил голову и ничего не сказал.
– Вот то-то и оно, сынок, – сказал Гепп. – Нет у тебя никакого выхода. Просто-таки никакого. Равно как и у твоей матери. Такая, значит, беда…