Христианум Империум, или Ариэля больше нет. Том III

22
18
20
22
24
26
28
30

Робер почувствовал, что сердце прыгает у него где-то в горле. Он уже готов был сказать этой куколке что-нибудь очень резкое, но вклинился Мастер:

– Мне тоже, знаете ли, не близок такой вот религиозный фанатизм. Одни фанатики режут других фанатиков, а головой никто не думает.

– Но Церковь стоит на костях мучеников.

– А что такое Церковь? Всего лишь институт, созданный людьми. Люди очень часто ошибаются, к тому же большая часть людей доверчива, как дети. Разве можно принимать какие-то обрывки древних рукописей за истину в последней инстанции? А отдавать свою жизнь за древние легенды это, воля ваша, что-то совершенно несусветное.

– Вы не верите в Христа?

– Да как вам сказать… Кем он был на самом деле? Мне кажется, в этом вопросе много путаницы. Свидетельства не слишком достоверны. В тайну этой Личности нам поможет проникнуть лишь творческая интуиция. Я предпринял такую попытку, но это чуть меня не погубило, потому что мир полон злобных дураков. Когда-то сжигали на кострах, тех кто не верил в Бога. Потом стали расстреливать тех, кто верил в Бога. Ничего не меняется. Идиоты видят мир черно-белым. Их тупая злоба остаётся неизменной на протяжении тысячелетий, они ненавидят любой намёк на работу мысли, их смертельно пугает любое творчество. А я написал книгу, в которой дал своё осмысление евангельских событий. Религиозные дураки возненавидели мою книгу, объявив её еретической, а безбожные идиоты обвинили меня в пропаганде религии. Как я мог жить в таком мире?

– Мастера ужасно травили, – грустно сказала Донна. – Эти негодяи набросились на него, как стая голодных шакалов. Все они – полные бездари, а потому завидовали его таланту. Ведь он ужасно талантливый, а можно даже сказать гениальный. Нашёлся тот, кто нам помог.

– Кто же это был?

– Личность, – сухо отрезал Мастрер. – Личность, которую не надо называть. Может быть, я и сам не до конца понимаю, кто это был. Может быть, это был волшебник изумрудного города. Не важно. Когда против человека ополчился весь мир, он примет любую помощь.

– А что в итоге?

– А в итоге всё хорошо. Нам с Донной подарили этот домик. Она единственная не бросила меня, когда меня травили, как дикого зверя. И вот мы вместе. Теперь уже навсегда. Я занимаюсь творчеством. Скрипит перо, трещат в шандалах свечи, а вокруг нас разлит целый мир покоя. По четвергам к нам приходят гости. Все – исключительно творческие личности. Гении человечества. Я заслужил право провести вечность в их обществе.

– Как-то к нам пожаловал сам Леонардо, – вставила Донна. – Он оказался таким болтливым. Без умолка рассказывал о своих грандиозных замыслах. Считает себя полубогом. Он – гений, имеет право. Вот только от него шёл такой трупный запах… фу… А потом был этот немец, как его… Ницше. Такой угрюмый. И очень циничный, – Донна хихикнула. – Но ему можно. Он всех послал куда подальше и был прав. Был Ван Гог. Ещё один непризнанный гений. Сидит тут, а из отрезанного уха кровь течет. Я ему говорю: «Господин Ван Гог, давайте я вас перебинтую». А он: «Нет, не надо…». Странный вообще-то. Как и все они. Слышат только себя. С гениями трудно. Но с дураками ещё труднее. Мы выбрали гениев. Ведь так, дорогой?

– Конечно, – неожиданно угрюмо буркнул Мастер.

– А о чем вы сейчас пишете? – спросил Робер. – Ведь в вашей жизни теперь ничего не происходит, и писать вам вроде бы не о чем.

– Мой дорогой Робер, о чем бы Мастер не писал, он всегда пишет только о Мастере. Это единственная и воистину неисчерпаемая тема для любого гения. Душа художника так многогранна, что и вечности едва ли будет достаточно для того, чтобы подробно остановиться на каждой из этих граней.

– Но ведь каждый писатель хочет, чтобы его читали, а кто вас теперь читает?

– С этим нет проблем. У меня тут есть специальная комната, там я кладу готовую рукопись на стол, а на следующий день имею полностью отпечатанный тираж. Вся комната бывает завалена, а потом она пустеет – мои книги разлетаются по всему свету.

– А вы уверены, что ваши книги кто-то где-то читает?

– Разумеется. Ведь я получаю письма от читателей.

– Хвалят?