***
За ужином их угощали очень простыми, но прекрасно приготовленными блюдами. На столе был лишь один сорт вина, впрочем, великолепного. И на каждый кувшин с вином на столе приходилось по два кувшина родниковой воды. Потом подали персики – в меру сочные, в меру твёрдые. Больше никаких фруктов не было. Эрлеберт подумал о том, что это трапеза настоящего аристократа, знающего, что такое умеренность и не склонного к глупой роскоши. Их хозяин к тому же великолепно умел себя держать, слова не экономил, но и ни одного лишнего не говорил. Держался доброжелательно, без нарочитой суровости, но очень сдержанно, улыбка на его лице появлялась точно к месту и была едва заметной. Он умел спорить, но не злоупотреблял своим полемическим искусством, а лучше всего он умел молчать, так что это не вызывало напряжения у гостей. Он явно никогда не выходил из себя и не терял самообладания. Он тонко чувствовал ситуацию и с элегантной непринуждённостью определял своё отношение к ней. Это безусловно был прирождённый повелитель. У него хотелось учиться. Но не всему и не во всём.
Эрлеберт чувствовал в этом человеке что-то низкое и мелкое, странно противоречащее его аристократизму. Вокруг стола роились слуги, теперь они были видимыми, их можно было хорошо рассмотреть, но оказалось, что рассматривать особо нечего. Их лица казались стёртыми, сглаженными, лишёнными индивидуальности. Невидимость, кажется, шла им больше и даже свой зримый облик они старались сделать как бы невидимым. Это не были люди в полном смысле этого слова, и сами себя они не считали за людей, и хозяин видел в них не более, чем приспособления для домашних нужд. Эрлеберт вдруг понял, что в этом и была низменность, мелкость здешнего императора. Личность формируется и растёт только развивая свои отношения с другими личностями. Если человек не видит вокруг себя никого, то и сам он никем не станет, во всяком случае не будет расти и развиваться, останется мелким, а потом и вовсе сморщиться. Эта империя не была системой отношений, но лишь порождением сознания ни во что не встроенного императора. Такая империя могла вырасти хоть до размеров всей земли, но император никогда не вырос бы вместе с ней, не стал бы великим.
Тем временем они закончили трапезу и император обратился к принцу:
– Как поживает ваша матушка Иоланда?
– У неё всё хорошо. Полагаю, она счастлива.
– Да… Иоланда создана для счастья. Когда-то я хотел видеть её рядом с собой, полагал, что мы вместе будем править миром. Но она не захотела. Сбежала от меня, словно я был прокажённым. Серебристый дракон помог ей. Драконам не следовало вмешиваться в дела людей. А серебристый вмешался, – всё это император проговорил очень спокойно, немного задумчиво и с легкой грустью, в его интонации появилось что-то живое или почти живое.
– Серебристый дракон – слуга Божий. Он мог появиться и вмешаться только по Божьей воле. А это значит, что судьба моей мамы была не здесь, – так же тихо и задумчиво, почти в тон императору проговорил Эрлеберт.
– Видимо, так и есть. Бог не вмешивается в дела моего мира, Его здесь нет. Но тогда ещё не было и самого мира, он существовал в моём сознании лишь как черновой набросок. Я полагал, что мне нужна императрица, которая подарит мне наследника. Но когда Иоланда сбежала, я задумался: а почему бы мне не жить вечно? И наследник не нужен. К тому же на самой вершине власти есть место только для одного человека. Здесь и двоим тесновато. А в титуле императрицы есть что-то неестественное. Это как будто женская ипостась императора. Но такое раздвоение не позволяет добиться чистоты власти. Тогда я понял, что императрица мне не нужна. Бог последний раз вмешался в дела моего мира и правильно сделал: надо было устранить последнее, что здесь могло быть от Бога. Теперь здесь всё только от меня.
– Но что являет собой ваша империя? Кажется, у вас есть только этот замок, и тот довольно призрачен.
– Сколько подданных у твоего отца?
– Около ста миллионов.
– А у меня уже почти десять миллиардов.
– Но такого количества людей и всей земле не вместить. И вам за десяток жизней не побывать на всех территориях, где могли бы проживать 10 миллиардов человек.
– Жизнь у меня одна. Но вечная. И для того, чтобы побывать во всех уголках своей империи, я не имею необходимости покидать этот зал. Смотри.
Император показал на стену за спиной у Эрлеберта. Принц встал из-за стола и посмотрел туда, куда показывал император. Стена исчезла, вместо неё теперь была огромная движущаяся картина. Это была картина страшного сражения, в котором с двух сторон участвовало не меньше миллиона человек. Сражение было видно с высоты птичьего полёта. Серое воинство, состоящее в основном из рыцарей, закованных в броню, явно одерживало верх над примитивно вооруженными врагами, имевшими лишь деревянные щиты, кожаные панцири и короткие мечи против огромных рыцарских двуручников.
– Как видишь, мои побеждают. А в результате мы присоединим к империи новые обширные территории. Могу увеличить изображение. (Эрлеберт вдруг увидел самую гущу боя, мог рассмотреть искажённые отчаянием лица воинов, которые проигрывали. Он различал каждую заклёпку на шлемах серых рыцарей. Их лиц под закрытыми шлемами не было видно, они казались просто железными машинами смерти). Могу дать звук. (В комнату ворвался грохот битвы, скрежет железа, вопли раненных, боевые кличи). Могу показать, что происходит на другом конце империи. (Картинка битвы вдруг исчезла, вместо неё появилась другая – утопающий в снегу городок с расчищенными улицами. Изображение приблизилось и все увидели, как по улице идёт серый рыцарь, без шлема, но в меховой шапке. Его лицо было бессмысленно жестоким. Местные жители в меховых одеждах жались к стенам домов). В эту сторону империя расширяться не будет. Холодновато. Дальше пришлось бы воевать с белыми медведями, а их в чисто подданных не включить. Но в другие стороны империя может расширяться практически бесконечно. Ну как вам?
– Впечатляет. Но что если это только картинки, образы, и ничего такого на самом деле нет? Вы ведь никогда там не были.
– Ах, дорогой мой, – снисходительно улыбнулся император. – Любой правитель получает представление о своей стране через систему образов. Вот разведчик рассказывает о том, что видел и слышал, вот министр делает доклад о положении дел в своей отрасли, вот данные о собираемости налогов. Всё это образы, к тому же всегда искажённые. Любой правитель всегда мучается вопросом: что тут правда, а что нет, особенно когда ему докладывают взаимоисключающую информацию. Мои образы куда точнее. Но мне докладывают и маршалы, и министры, и губернаторы. Иные по итогам своих докладов лишаются голов. Меня нельзя обмануть. Впрочем, давно уже никто и не пытается. Ни один правитель в мире не имеет такой всесторонней информации о положении дел в своей стране, как я. Грань между образом и тем, образом чего он является, на самом деле весьма размыта. Человек – это сознание, а сознание – сумма образов. Вы смотрите на цветок, и в вашем сознании возникает его образ. Может быть, искажённый? Может быть, на самом деле, цветок не таков, как вам говорят ваши органы чувств? А, может быть, цветка и вовсе нет? Ни один человек не станет об этом думать. Так же и моя империя. Если она существует в моём сознании, значит, она существует.
– Так зачем же вам всё-таки ваша империя?
ebooksa