– Вот видишь. Чужую-то концепцию долбить легче, чем предложить свою. Но я не против. По деталям мы с тобой ещё долго будем говорить, надо, например, подумать, все ли рыцари будут лишены права обладать собственностью, или только те, что занимают управленческие должности. Сейчас давай о главном. В чем, по-твоему, принципиальная порочность моей концепции?
– В том, что она строится на личных качествах носителей власти, на их личных добродетелях. Такая система очень неустойчива, она долго не прослужит. Рано или поздно возникнут те обстоятельства, в силу которых на месте нескольких молодцов окажутся несколько подлецов, и тогда вся система рухнет.
– А как надо? – хищно улыбнулся император.
– Система должна хорошо работать независимо от личных качеств конкретных людей. Вспомните римскую империю. Римляне создали сверхустойчивую, чрезвычайно жизнеспособную систему, которая работала почти без сбоев на протяжении многих столетий совершенно независимо от того, кто становился консулом, кто квестором, а кто претором. Хорошая система должна обладать дуракоустойчивостью. А ещё – подлоустойчивостью. То есть система должна продолжать функционировать без сбоев, даже если у власти окажется дурак или подлец.
– А знаешь, в чём секрет устойчивости римской системы? В виртуозном манипулировании человеческими пороками. В плебее разжигали самые низменные страсти, предлагая ему дармовой хлеб и омерзительные зрелища. Рабами управляли при помощи кромешного страха. Непрерывные войны удовлетворяли бесконечное корыстолюбие патрициев, а так же их бесконечное тщеславие во время триумфов. Заседания в сенате удовлетворяли их бесконечное властолюбие. Амбициозные плебеи могли удовлетворить своё тщеславие в легионах или на должности народного трибуна. Даже для рабов был предусмотрен способ удовлетворения самых низменных страстей во время праздника сатурналий. Римская система строилась на предоставлении всем слоям общества возможности совершать все семь смертных грехов. Это была очень устойчивая система, потому что склонность ко греху в человеке не надо воспитывать, она и так в каждом живет. Только отрегулируй систему задвижек, каждая из которых будет по очереди открываться, давая возможность и тем, и этим последовательно удовлетворять все свои порочные страсти, и ты получишь очень устойчивую систему. Порочность человека очень стабильна, её не надо искусственно насаждать, достаточно лишь ей не препятствовать, отсюда и стабильность системы.
Как только начинаешь строить государственную систему на принципах добродетели, так стабильность тут же исчезнет. Ведь добродетель сама по себе не возникает, только сорняки растут без удобрений, а добродетель надо долго и бережно взращивать, затрачивая на это огромные усилия, это очень нежное растение, которое может погибнуть от любого холодного ветерка и не на каждой почве приживётся. Дай власть человеку порочному и можешь не сомневаться, что через некоторое время он станет ещё порочнее. Но если дать власть человеку добродетельному, то добродетельнее он не станет, а вот порочнее – возможно. Получается, что управлять, манипулируя пороками, куда эффективнее, чем опираясь на добродетели. Ну и каков ваш выбор, господа?
– Вряд ли мне пристало участвовать в таких мудрёных разговорах, – кашлянул Стратоник, – но, может быть, посмотреть на вещи просто: мы сражались ради Христа, так давайте же и править ради Христа.
– Магистр прав. И вы, государь, правы, – угрюмо сказал Перегрин. – У нас нет выхода. Наша власть должна опираться на добродетели, а не на пороки. Иначе не имело смысла сражаться, пороки восторжествовали бы и без нас.
– Пробило наконец, – император продолжал всё так же взвинчено. – Не надо считать меня прекраснодушным мечтателем, я знаю, как устроен этот мир и не имею на сей счёт никаких иллюзий. В некоторой части мы все же вынуждены будем опираться на пороки. Из каждых двух заработанных богачом миллионов мы будем забирать один, но, оставляя ему один, не мешая его возможности богатеть, мы всё же будем эксплуатировать его страсть к стяжательству, лишь накинув на неё узду и поставив на службу христианской империи. Но если мы вообще не позволим грешной страсти себя проявлять, экономика рухнет, и я прекрасно это понимаю.
– Государь, не все богачи такие. Иных воодушевляет и мотивирует не жажда обогащения, а возможность создать нечто впечатляющее, грандиозное. Они любуются отлаженными механизмами своего бизнеса, а деньги для них лишь побочный продукт хорошей работы, и к роскоши они отнюдь не стремятся.
– И слава Богу, что такие есть. С ними будем работать в первую очередь, и всеми средствами будем пропагандировать именно такое отношение к бизнесу. Но ведь мы прекрасно понимаем, что выстраивая свои отношения с богачами, мы не полезем в область их мотиваций. Мы установим правила и заставим их жить по эти правилам, и если большая их часть будет мотивирована страстью стяжания, мы не сможем против этого возражать. Мы будем просто вынуждены ехать верхом на бесе.
А я тебе и больше того скажу. Вот мы сидим тут все такие добродетельные и не хотим править, манипулируя пороками. И мы сами себя превозносим, как бы исходя из того, что мы-то личности светлые, но вот там-то личности тёмные, так что же нам с ними делать? Не стану говорить про вас, сами со своими душами разберитесь, но я за себя скажу: одно только это обсуждение уже развивает во мне гордыню, а то ли ещё будет. Не сомневаюсь, что мы с вами найдём абсолютно бескорыстных графов и министров, только вдруг начнём замечать, что наши блистательные управленцы сами себя превозносят до небес, пребывая в упоении от собственных добродетелей, то есть страсть стяжания просто вытеснена из их душ безумной гордыней, которая во сто раз страшнее корыстолюбия. И тогда император, сам страдающий гордыней, начнет объяснять своим графам, как страшна гордыня. Результат заранее известен: мы будем править, опираясь на рыцарскую гордыню.
– Вы слишком глубоко смотрите, государь. Так тоже нельзя. Неизвестно до чего можно докопаться, – спокойно заметил Марк, до той поры молчаливый.
– Давай хоть раз посмотрим глубоко. А потом будем смотреть мелко. Итак, ставлю задачу: изолировать власть от золота. Те, кто будет иметь власть, не будут иметь золота, те, кто будет иметь золото, не будут иметь власти. Я, дорогой Перегрин, отнюдь не романтик, полагающий необходимым избрать во власть самых добродетельных людей и считающий, что дальше всё пойдёт само собой. Я предлагаю именно системные меры. На одни только нравственные качества носителей власти я полагаю невозможным опираться. Я предлагаю систему, при которой граф не захочет брать взятки, потому что всё равно не сможет их потратить. Но эта система обречена на вырождение. При наших преемниках в правящее сословие начнут просачиваться люди уже не настолько бескорыстные. Запрет на владение собственностью графы понемногу научатся обходить, потом им разрешат владение недорогим имуществом, потом чуть более дорогим, потом вовсе снимут этот запрет. А потом графы станут богатейшими людьми в империи и будут ходить под ручку с миллионерами, которые объявят себя олигархами. Рыцарство превратится в фикцию, разжиревшие рыцари будущего будут подавать пример торжества самых низменных страстей. Те рыцари, которые будут подражать нам, станут всеобщим посмешищем. Императорский двор будет поражать своей неслыханной роскошью. Императоры построят один за другим множество великолепных дворцов, а вот в этом моём домике устроят музей, а потом и музей закроют, чтобы глаза не мозолил. Меня объявят сумасшедшим. Или святым. Впрочем, в глазах тех людей это будет почти одно и тоже.
– Если вы так мрачно смотрите на вещи, тогда зачем нам так мучиться, созидая систему, которая всё равно рухнет? – развёл руками Стратоник.
– Знаешь зачем? Рано или поздно, может быть лет через пятьсот, на трон взойдёт монарх, который возродит древние законы Дагоберта. У него будет образец, ему будет на что опереться. К тому же он учтёт наши ошибки и создаст систему лучше нашей. И простоит его система дольше нашей. А потом опять начнёт вырождаться. Потому что порок всегда прогрессирует, а добродетель регрессивна. А мы просто должны помнить, Кому служим. Вот и всё.
– Государь, объясните, почему из всех пороков вы ополчились в первую очередь на стяжательство, как будто другие менее страшны?
– Потому что человек состоит из тела и души. Если человека предоставить самому себе, он будет заботиться в первую очередь о теле по принципу "сначала хлеб, потом икона", а потом икона исчезнет и со второго места. А мы создадим государство, которое будет утверждать примат духа над брюхом. Вот почему власть должна быть избавлена, прежде всего, от склонности к стяжательству. Стремление к богатству утверждает примат тела над душой, а это открывает ворота для всех остальных пороков. А мы должны прокладывать путь в Царство Небесное.
– Но палкой в рай не загоняют.
– Мы не будем никого загонять палкой в рай. Главная цель христианской империи – создать максимально удобные условия для спасения души. А люди сами будут решать, насколько они хотят этими условиями воспользоваться, свободы мы никого не лишим.
ebooksa