Летом сорок второго

22
18
20
22
24
26
28
30

– Отложить никак нельзя, – сказал начштаба, – приказ из Ставки. На планирование операции отводится всего несколько дней. Пока будем погоды ждать, немцы наше кольцо прорвут.

– А если перемахнем в тумане на чужую землю? – заметил начальник артиллерии.

– Резон для беспокойства есть, – рассуждал генштабист, – но Хозяин будет недоволен, если к намеченному числу мы не спланируем операцию.

– А если расшибемся или, хуже того, к немцам залетим?

Начштаба потер подбородок:

– К обеду должны на Осетровский плацдарм попасть, а от него до Бутурлиновского аэродрома верст семьдесят. Голиков уже, наверно, нас там дожидается.

– Давайте так, – взял слово начальник авиации, – вылетим на «кукурузниках», пойдем колонной – хвост в хвост, держа дистанцию. Хозяину ничего не докладываем про эту нашу «езду», – и повернувшись к аэродромному начальству, приказал:

– Готовьте четверку У-2.

Взлет прошел удачно, пока набирали высоту, генштабист из головного самолета следил за колонной позади себя, потом затекла шея. Он отвернулся и постепенно погрузился в свои мысли.

Второй день, с той минуты, когда встретились под поселком Советское солдаты Юго-Западного и Сталинградского фронтов, замкнув Паулюса в кольцо, начштаба перебирал в голове решения, ставил сверхзадачи, одергивал себя в самых невероятных прогнозах и снова выстраивал комбинации. Немцы, конечно, будут пытаться прорвать наше кольцо – и с внешней стороны, и из блокированного Сталинграда. Значит, надо опоясать их дополнительными кольцами, одеть, как обруч на бочку, чтоб не расползлась. Или нет! Нацепить им… кольцо Сатурна… вот это была бы удача!

Начштаба достал из сапога свернутую карту. Вот здесь, от Новой Калитвы до Осетровского плацдарма, Дон круто сворачивает на восток. Если проломить с этой стороны, то откроется весь фланг Манштейна. Пройтись по тылам, перевернуть танковыми бригадами аэродромы и резервы. Идти на юго-запад и упереться в Ростов. Можно всю группу на Кавказе запереть… столько колец Сатурну навесим, что сдохнут, а не выберутся.

Голос пилота в шлемофоне доложил:

– Товарищ Первый, самолетов, идущих следом, не вижу.

Начштаба оторвался от карты. Повсюду висело плотное облако, от шедшей позади колонны не было следа.

– Держите заданное направление, – приказал он пилоту, – пытайтесь связаться с остальными.

Спрятав карту обратно в голенище, он попытался подумать о другом, вспомнил семью. Но сквозь милые сердцу лица лезли видения: туман пропадает, внизу начинают хлопать вражьи зенитки, в поле зрения появляются самолеты с крестами на фюзеляжах, заставляют приземлиться. Его встречает сам Паулюс, тот самый, что еще день назад затравленно огрызался из своей мышеловки.

Через двадцать минут пилот сообщил:

– Самолет обледеневает, товарищ Первый. Вынужден искать посадочную площадку.

Начштаба напряг волю, ответил без тени тревоги:

– Давай, сынок, действуй. Ты уж сбереги наши жизни. Они народу еще послужат.