«Ужинать сядут, – догадался Максим. – Ну, вот вам и гость к столу».
Обойдя жиденькую покосившуюся копну, Шелестов нагнулся, пролез под жердиной ограждения и, старательно хромая, двинулся к дому. Тишина летнего вечера казалась напряженной. Или это мысли Максима были далеки от покоя провинциального городка. У кого он сейчас в душе есть, этот покой, когда второй год такая война, столько горя. «И я здесь не от хорошей жизни», – напомнил себе Шелестов.
Дверь оказалась незапертой. Максима это удивило. Когда-то, еще в детстве, он это хорошо помнил, в деревнях вообще было не принято запирать двери. Но сейчас… Шагнув в темные сени, Шелестов громко постучал во вторую дверь, обитую мешковиной. Не дожидаясь ответа, распахнул ее и шагнул в дом.
– Добра вам, хозяева, и достатка, – сказал он громко, одновременно стараясь изобразить голосом страдание. – Не откажите в помощи!
– Ты кто такой? – женщина переглянулась с мужем. – Не из наших вроде… Чего тебе?
– Гонятся за мной, – доверительно сообщал Шелестов, садясь устало на лавку у двери. – НКВД гонится.
– НКВД? – то ли удивленно, то ли с уважением переспросил мужичок. – Чего ж ты натворил-то такого?
– Немец я, по матери немец! – горячо заговорил Шелестов. – Спрячьте, прошу вас. Они меня потеряли еще на окраине Марксштадта. Мне бы пересидеть. Они не узнают, кто меня укрыл, а то и вообще подумают, что я в сторону Самары подался.
Максим специально назвал город старым названием, полагая, что так он больше сойдет за человека, который не принимает нового. Женщина с мужем о чем-то пошептались. Из-за занавески вышел мальчуган лет десяти босиком, в длинной рубахе до колен. Он уставился на гостя, потом подался на улицу, видимо, в уборную.
– Ты вот что, – мужик подошел к Шелестову и посмотрел ему в глаза строго и подозрительно. – Пойдем-ка я тебя в баньке схороню. Ты давно в бегах? Голодный? Так я тебе поесть принесу. Только знаешь, время такое… Дорого все, а у меня семья. Вот если ты располагаешь деньгами…
– Есть, есть деньги, – горячо заверил его Шелестов. – Вы не сомневайтесь!
– Ну, пойдем тогда, – кивнул мужик.
Неискренним было что-то в выражении лица этого человека. Жена и то больше выглядела желающей помочь.
Максим вышел вместе с хозяином во двор, прошел вдоль темной стены, куда не попадал свет из окон. Судя по запаху влажной древесины, тут и была баня. Пахло вениками, распаренной лиственницей, дымком печи. Уютные и очень приятные запахи, которые расслабляют. Только вот расслабляться Шелестову не хотелось.
– Тут посиди, – торопливо заговорил мужик, – я запру тебя от греха подальше. А попозже и поесть принесу. Ты денег бы дал, милок, а то мало ли кто тут по ночам ходит.
Такой поворот совсем Максиму не понравился. Что там, в голове, у этого человека? Сидеть взаперти в бане? «Наверное, надо уходить и заканчивать с этими нелепыми проверками, – подумал Шелестов. – Так врага не вычислить. Я убедился, что массового недовольства советской властью и действиями, связанными с репатриацией, на территории бывшей Республики Немцев Поволжья нет. Нет тут никакого осиного шпионского гнезда, «пятой колонны». А если бы что и было, то местные органы НКВД давно бы вычислили и меры приняли. А я приехал и с наскоку решил оказаться всех умней? Нет, правильно я сделал, что решил сам, на своей шкуре, своим чутьем попытаться понять обстановку! Но давать себя запирать опасно».
– Ты поесть принеси. – Шелестов изменил тон на требовательный. – А я тут посижу, вот подкладку на пиджаке подпорю, деньги достану. Поторопись, хозяин, я двое суток не ел!
Мужик потоптался, почесал в затылке и молча ушел. Максим тут же стал осматриваться. Двор он рассмотрел хорошо еще при свете дня: где какой высоты забор, с какой стороны лес, овраг, река. А если этот тип со своей женой решат его ограбить и убить? Не сразу, сначала попытаются узнать, сколько у него денег при себе, может, решат, что и драгоценности есть. Если человек скрывается, то у него все ценное должно быть с собой.
Шелестов, неслышно ступая по траве, добрался до забора. Перелез и замер возле большой щели, наблюдая за домом.
Так он простоял минут пятнадцать. Еду никто не нес, никто не пытался проявить сочувствие. И тут с противоположной стороны двора в щель между шаткими досками пролез тот самый малец в длинной не по росту рубахе. Из-за дерева вышел его отец, появилась крупная фигура матери. Мальчишка что-то стал шептать родителям, показывая рукой в сторону переулка. И тут Шелестов все понял.