– Тихо, тихо, торопыга! – осадил его Маринин. – Где? Сколько? Точные сведения?
– После налета в районе поселка Красный Октябрь видели два парашюта. Может, и больше, но два точно. Звонил сторож с бахчей. Как увидел, прыгнул на телегу и – в правление колхоза. Сбитых самолетов не зафиксировали.
– Не факт, – Шелестов посмотрел на небо. – Низкая облачность. Могли прыгать и летчики со сбитого самолета, а он ушел на бреющем, пока не упал в нескольких километрах. Но с таким же успехом можно было в такую погоду не разглядеть и других диверсантов, если это они.
– Вот и я к тому же, – согласился Маринин. – Передай Васькову, пусть поднимает батальон. Пусть заводят две полуторки. Я на своей подъеду через минуту.
До поселка Красный Октябрь было не более пятидесяти километров. Полуторки тряслись и прыгали сзади, Маринин гнал свою легковушку, умело виляя на ухабах, объезжая рытвины. Два десятка бойцов истребительного батальона – невесть какая боевая сила, но задержать или уничтожить пару парашютистов на своей территории вполне могут. Но задача как раз и состояла в том, чтобы ни в коем случае не уничтожать, а брать парашютистов живьем. И старший лейтенант Маринин нес за это персональную ответственность. Он руководил операцией, он обязан был принять все возможные и невозможные меры к поимке диверсантов. Никого из начальства не будет волновать, что бойцы батальона не обучены, что парашютисты упорно отстреливались. Думай, учи, бери сам, лично, но органам нужны живые диверсанты, а не трупы.
– Сколько взяли живыми за последний месяц? – спросил Шелестов, держась за приборную панель и стараясь на кочках не удариться головой о низкий потолок машины.
– Под Сызранью двоих, двое убиты в перестрелке. В Турках одного в результате оперативной разработки. В Камышине троих, в Петровске двоих. Большая часть взята через несколько дней после заброски. Сразу, чтобы с парашютами, – пока только двое за полгода.
– У многих был целью мост?
– Таких пока не было. Работаем, конечно, с ними, но в основном те, кого взяли, были нацелены на органы местного самоуправления, на уничтожение руководителей высшего звена, на саратовские заводы и коммуникации. Таких, чтобы именно на железнодорожный мост, – не выявлено. Это-то и пугает!
– Понимаю, – согласился Шелестов, клацнув зубами, когда машина подскочила на очень большой кочке. – Не может быть, чтобы абвер оставил без внимания такой стратегический объект всего в трехстах верстах от Сталинграда. Возникает мысль, что диверсанты для уничтожения моста готовятся в другом месте. Либо фашистское руководство все еще надеется уничтожить мост авиацией. Есть еще и третий вариант ответа, но ты со мной не согласишься.
– Какой? – недовольно проворчал Маринин. – Что мы не смогли расколоть арестованных диверсантов, и они нам пихают дезу. Понимаю твои сомнения, но поверь, Максим Андреевич, это очень маловероятно.
К правлению колхоза колонна истребительного батальона подошла около двух часов дня. Маринин побежал допрашивать сторожа, а Шелестов, не выходя из машины, принялся изучать крупномасштабную карту этого района. Овраги, лесочки, изрезанная пойма реки Курдюм.
Прошло больше часа. За это время подготовленный человек может отмахать пешком километров десять или пятнадцать. А если не пешком? Если они завладели автотранспортом или умудрились сесть на товарный поезд? Хотя так быстро это место им не покинуть. Надо собраться вместе, спрятать парашюты, снаряжение. А если это и правда летчики, а не диверсанты?
Маринин выбежал из здания правления и начал энергично отдавать приказы. Полуторки рванули с места и, громыхая расшатанными бортами, понеслись по пыльной улице центральной усадьбы. Старший лейтенант забрался в машину и взял из рук Шелестова карту.
– Смотри, парашютисты опустились где-то вот в этом районе, между поселками Красный Октябрь и Курдюм. Участковые милиционеры уже подняли актив и начали прочесывать местность. Дороги в южном направлении и на Саратов перекрыты. Я послал одну машину в Песчаный Умет, а вторую в район Курдюма и Светлого.
– Все правильно, – одобрил Шелестов. – Они или пойдут прятаться в лесах, или бросятся в людные места, чтобы раствориться, имея на руках надежные документы. Ты видел у диверсантов, которых забрасывают в Поволжье, документы хорошие?
– В основном, липа третьего сорта, – убирая карту в планшет, заявил Маринин. – Иногда очень хорошая вклейка чужих фотографий в настоящие паспорта, но это редкость. Значит, лес! Ты идешь с нами?
– Конечно, иду. – Шелестов отвернул полу пиджака, вытащил из-за ремня пистолет и загнал патрон в патронник. – Мне самому до зарезу нужен живой диверсант!
Маринин и Шелестов шли впереди цепи бойцов истребительного батальона. Проинструктировали их очень просто. Когда настигнем диверсантов, побольше шума и криков. Не стрелять в их сторону ни в коем случае. Только живьем!
Группа вышла к лесному массиву, развернулась в цепь шириной метров сто и двинулась в ту сторону, где сторож видел опускающихся парашютистов. Максим шел пружинисто, шаря глазами по кустам, стараясь не пропустить ни одного, самого слабого движения – птица ли сорвется с куста, ветром ли колыхнет ветку. Но больше всего он старался не пропустить признаков присутствия человека: запах курева, свежий след на рыхлой влажной земле, сломанная ветка, примятая трава.