– Ах, молодцы, – прошептал Максим, пятясь от забора и стараясь не издавать шума. – Цены вам нет. А ведь как сыграно! Не подкопаешься.
Милиционер появился у калитки со стороны улицы почти сразу. Сделав кому-то знак рукой, он потянул из кобуры наган. Игры кончились. «Теперь самое время убираться восвояси», – решил Максим, но тут же замер на месте.
Со стороны леса вдоль огорода, чуть пригибаясь, шли еще два милиционера. Один с наганом в руке, а у второго Шелестов разглядел ППШ. Только этого не хватало! Максим огляделся, прикидывая возможные варианты уйти незамеченным. Он понимал, что, попадись в руки милиции, он подставит и Маринина, и его руководителя. Платов будет не в восторге от таких демаршей руководителя группы. Попадаться нельзя!
Прятаться и отползать было некуда. Огород чистый, кустарника и деревьев почти нет, только около дома, но оттуда Шелестов уже ушел. Еще несколько минут, и милиционеры сойдутся у того места, где он сидит на корточках. Его увидят, и тогда сбежать не удастся. А что, если рвануть сейчас, для всех это будет неожиданностью. Тем более что мальчишка наверняка передал участковому, что ночной гость ранен и чувствует себя плохо, еле двигается и все время стонет. Для них это пара секунд замешательства, а для него – серьезная фора. За пару секунд можно многое успеть, если надо!
Шелестов посмотрел на овраг, мысленно определяя расстояние до него от своего укрытия. Единственной небольшой помехой будет невысокое ограждение огорода из горизонтальных жердей. Сразу стрелять не станут, все же не фронт, к тому же они не знают, с кем имеют дело. А вдруг я законопослушный гражданин, но трепло? И все выдумал, чтобы пустили переночевать. Довольно сомнительный способ, конечно, добиться сочувствия у незнакомых людей, но всякое бывает на свете. Тем более что неизвестный ночной гость мог оказаться просто душевнобольным человеком.
Максим понял, что уговаривает сам себя и никак не решится на активные действия. Больше ждать нельзя, иначе его или арестуют, или застрелят при попытке скрыться. Почти сотня метров до милиционеров и ночная темнота еще давали шанс. «Сейчас, или будет поздно», – подстегнул сам себя Шелестов и двинулся вперед, пригибаясь как можно ниже. Ему повезло: два милиционера остановилась и стали о чем-то совещаться, поглядывая на дом. Шелестов бросился вперед, одним прыжком перемахнул забор и помчался к оврагу. Он надеялся, что его совсем не заметят, или пусть заметят, но как можно позже.
– Стой! – заорал кто-то на всю улицу. – Вон он! Не дайте ему уйти!
Не обращая внимания на крики, Шелестов бежал, стремительно сокращая расстояние до оврага. «Это же милиция, – думал он, – у них принято сначала предупредить и только потом открывать огонь на поражение». Знают они об овраге? Знают, конечно! Но не успеют его остановить, а там овраг выведет к реке и лесу. Можно будет спрятаться. А если они решат отрезать ему путь к лесу, то придется делать очень большой крюк. Не успеют!
Радость оттого, что он успел, была недолгой. Команда «Стой, стрелять буду!» раздалась сразу с двух сторон. Собственная спина Максиму показалась теперь очень большой и незащищенной. Каждую секунду он ждал выстрелов. Еще хотя бы секунду, хоть пару секунд! Короткая автоматная очередь прорезала ночную тишину, но милиционер стрелял в воздух. Выругавшись, Шелестов прыгнул в овраг и сразу почувствовал облегчение. Несколько пуль просвистело над головой, но он уже был далеко.
Скатившись на спине по мелкому щебню, Максим вскочил на ноги и снова побежал вниз по расширяющемуся оврагу. Милиционеры были справа от него, и он теперь старался держаться правого склона. Еще немного, и река, а там по берегу до опушки леса. Еще несколько выстрелов разорвали ночь. Две пули ударились в склон оврага неподалеку от Шелестова…
Диверсанты стояли на растрескавшемся бетоне аэродрома с напряженными лицами. Типичные фуфайки, ношеные кирзовые сапоги. На голове у каждого – цигейковая шапка-ушанка. Прыгать придется в ней, предварительно опустив уши. Ничего не должно выдавать парашютиста после приземления, когда будут спрятаны парашюты и контейнеры. Шапки не по сезону, но от летных шлемов пришлось отказаться. Ничего, у каждого за пазухой кепка.
Храпов шел вдоль строя своей маленькой группы и всматривался в лица. Высокий Кочетков, кажется, не волнуется. Молодой парень, нервы железные. Надежен ли? Надежен, он не хочет попадать в плен к Советам. Боится. Рядом Агафонов, самый старший во всей группе. Они с Кочетковым вместе еще с лагеря. Прячет глаза Агафонов. Страх свой пытается скрыть. «Было бы подозрительно, если бы кто-то не боялся», – подумал Храпов.
Уголовник Бурлаков заметно притих после гибели своего дружка Плетня. Вместе они еще хорохорились, пытались установить в группе свои порядки. Теперь он один. Сбежит? Нет, не сбежит. Все сделает и вернется за обещанной наградой. Жадный, очень жадный Харитон Бурлаков по кличке Гиря. А вот стоявший с ним рядом Матвей Лыков глаза не прячет. Старается смотреть открыто, всячески свою лояльность начальству показать. Профессиональный доносчик, так его охарактеризовал бывший штабс-капитан. Удобный человек, но опасный. Слишком скрытен. Про всех рассказывает, все видит, обо всем предупредит. А вот собственная душа – потемки. Что там у Лыкова под фуфайкой, под вылинявшей рубахой? Какое там сердце бьется?
– Ну что, все готовы? – бодро спросил Храпов, и тут же голос изменил ему. Снова вспомнилось, что стоит он не перед строем своей бравой роты на германском фронте в 1915 году. И не на врага своей Родины они идут. Сейчас перед ним предатели, отребье. И он знает, что в большинстве своем они – трусы, не имеющие своих убеждений. И любви к Родине у них нет. – Может, кто-то хочет отказаться? Еще есть возможность, пока не посадили в самолет.
Диверсанты как-то сразу подтянулись, стали прямо. Никто не хотел, чтобы в нем усомнились. Возврат будет не просто назад в школу. Возврат будет в лагерь, откуда никто живым не выйдет. Это каждый понимал прекрасно. Храпов снова стал прохаживаться перед строем, инструктируя подчиненных, наверное, уже четвертый раз за сегодняшний день. Он посматривал на часы и не мог понять, почему такая задержка.
Звук автомобильного мотора бывший штабс-капитан услышал не сразу – слишком шумно на аэродроме. И только когда черный «хорьх» в крутом развороте с визгом резины подкатил к группе, он понял, что время пришло, что-то должно измениться. Положительных новостей Храпов уже не ждал.
Открылась дверь, на бетон рулежной полосы вылез капитан Лун.
– Что случилось? – с беспокойством спросил Храпов.
– Ничего не случилось, – отозвался начальник школы. – Вы вылетаете через пятнадцать минут. Мы ждали прохождения грозового фронта и взлета бомбардировочного полка. Пойдете за ними, под прикрытием бомбардировщиков. Летчики знают, в какой момент вам нужно будет отойти и прыгнуть. Бомбардировщики отбомбятся по своим целям, а заодно отвлекут внимание русских от вашего самолета.
– Хорошо, – Храпов машинально посмотрел на часы, – лишь бы на «юнкерсы» не напали советские истребители. Тогда и нам достанется. Транспортник не защищен так, как «юнкерс».