– Сколько техников и охраны на аэродроме?
– Техников человек тридцать, еще с десяток энергетиков, кто обеспечивает работу систем аэродрома. И рота охраны. По нашим подсчетам, примерно сто двадцать человек. На посту одновременно находятся около тридцати человек. Смена часовых через каждые два часа.
– Слушай, Альвисс, – Коган повернулся к норвежцу и посмотрел на него как на ненормального. – Если бы не англичанин, если бы я не знал, что ты второй год партизанишь, я бы подумал, что ты авантюрист. Атаковать такой гарнизон группой в пятнадцать человек? После первых же выстрелов они поднимут по тревоге всех, кто может носить оружие, и вам не устоять. Шесть прожекторов, четыре вышки с пулеметами. Наверняка есть еще пулеметные точки, окопы как раз на случай отражения нападения.
– Есть! Ты правильно посчитал, – улыбнулся Баккен. – Только здесь не считать надо, а смотреть. Пурга была три дня назад. Видишь, намело сугробы? Теперь возьми бинокль и посмотри вон туда к дальнему лесочку. Там пулеметная точка, из бревен блиндаж сделан. В ста метрах перед пулеметом сугроб. Теперь ты понимаешь, что сектор обстрела у него в три раза меньше, чем надо. А еще два дня шел ледяной дождь. Ты видишь на вышках хоть одного пулеметчика? Нет, ступени обледенели. Туда не подняться. Ледяную корку на открытых участках присыпало снегом, на лыжах мы хорошо прошли, а вот деревянные ступени обледенели. Сначала надо молотком лед сбивать. А это работы на сутки. Этот аэродром в таком тылу, что здесь уже забыли, что война идет. И забыли, что норвежцы хорошо ходят на лыжах. А еще у меня есть хорошие стрелки. Шесть прожекторов? Меньше минуты, и не будет гореть ни один из них. Так что, Борис, наша земля, наша природа нам помогает.
Когда они вернулись к группе, почти все партизаны облачились в белые маскировочные костюмы. Баккен протянул Когану «шмайсер» и два подсумка с полными рожками. Из вещевого мешка он вытащил и подал ему четыре гранаты. Вся группа стояла и смотрела на командира и на русского. Недоверия в их глазах Борис не видел. Только сосредоточенность и решимость. Сейчас наверняка именно об этом неизвестном русском никто не думал. «И хорошо, – решил про себя Коган. – Пусть о деле думают, а уж я свое сделаю, как надо. Не доверяете вы мне? Ну-ну!»
Первые автоматные очереди послышались, когда Коган с командиром и еще двумя партизанами ползли к ограждению из колючей проволоки, опоясывающему небольшую площадку. Два деревянных сарая, по два генератора в каждом. Несколько двухсотлитровых бочек с дизельным топливом. Провода в мерзлый грунт и камни не закопаешь. Немцы все протянули по воздуху. И это сейчас было на руку партизанам. Завыла сирена, заметались прожектора по белому снегу. Коган в который уже раз порадовался, что зимняя ночь и снег – это намного лучше, чем ночь и непроглядная темень поздней осени, когда вообще ничего не видно, кроме вспышек выстрелов.
Двое немецких солдат выбежали откуда-то слева, срывая с плеч на ходу карабины. Борис повернулся на бок и двумя короткими очередями свалил обоих. Он успел заметить, как ползший неподалеку Альвисс Баккен одобрительно кивнул. Но тут же несколько пуль с визгом зарылись в снег правее него. Партизаны его группы тоже начали стрелять и перебежками приближаться к сараям с генераторами. Несколько раз луч прожектора скользнул по снегу и спинам атаковавших норвежцев, но тут же погас. Где-то бил пулемет длинными неэкономными очередями, грохнули несколько взрывов. То и дело щелкали винтовочные выстрелы и сухо стрекотали короткие очереди «шмайсеров».
Коган лежал и смотрел по сторонам, пока командир со своими ребятами резали проволоку. Они за минуту перебили охрану вокруг генераторных, и теперь был шанс оставить немцев без электроэнергии надолго. Где-то, совсем рядом, взревели автомобильные двигатели. Неподалеку от казарм тронулся с места и тут же встал грузовик. Он загорелся, ярко освещая все вокруг всполохами трепещущего пламени. Снова звук мотора, но теперь уже сзади. Коган обернулся и выругался: на полной скорости в их сторону летел колесный бронетранспортер. В верхней части открытого кузова за броневым щитком яркими вспышками сверкали пулеметные очереди.
Альвисс вскочил на ноги и тут же упал снова, пополз в сторону Когана. Но пулеметчик его, видимо, заметил, и несколько очередей прошли совсем рядом, фонтанчики запрыгали неподалеку от партизан. Неровности местности не позволяли немцу стрелять точно во время движения, он просто стрелял туда, где видел людей. Командиру было не поднять головы. Коган крикнул ему что было силы:
– Не двигайся! Я возьму его! Прикажи всем лежать!
Бронетранспортер шел мимо. Он двигался точно к генераторам. Коган, прикрывая свою группу, находился в двадцати метрах в стороне. Немцы его не могли видеть. А когда увидят, будет уже поздно что-то предпринять. Это решение созрело в голове почти мгновенно.
Борис вытащил из кармана две гранаты, выдернул предохранительную чеку из каждой и стал ждать. Вот бронетранспортер почти поравнялся с ним. Теперь вперед! Коган вскочил на ноги и побежал в сторону бронированной машины. Всего несколько секунд, чтобы сблизиться, чтобы бросок достиг цели. Взмах руки – и граната по пологой дуге полетела в сторону бронетранспортера. Снова взмах, и вторая граната полетела туда же. Есть! Борис закричал во все горло от избытка чувств. Обе его гранаты попали в открытый кузов бронетранспортера. Туда, где стоял пулеметчик, туда, где у его ног сидел водитель и командир машины. Две гранты в замкнутом пространстве – это чудовищная сила.
Взрыв, и яркое пламя вперемешку с сизым дымом и какими-то ошметками полетели вверх, еще один взрыв – бронетранспортер прокатился по инерции еще несколько метров, а потом у него заглох двигатель. Но пламени и черного дыма не появилось.
Коган решился на отчаянный шаг. Повесив автомат на шею, он побежал к подбитой машине, одним рывком взобрался на борт и успел бросить взгляд вниз. Трое убитых. На водительском сиденье орал и корчился немецкий солдат с окровавленной головой. Кажется, осколком гранаты ему сорвало кожу с лица. Коган короткой очередью добил раненого и схватился за пулемет. Цел, не пострадал. Поднатужившись, он вытащил его из крепления и перенес в заднюю часть кузова. Там он вставил его в заднюю турель и повел стволом по сторонам. Порядок!
На взлетной полосе вспух страшный взрыв, наполненный водой и осколками льда. Потом еще один белый столб поднялся вверх метрах в пятидесяти. Несколько пуль ударились в борт бронетранспортера. Только теперь Коган увидел бегущих в сторону генераторов немецких солдат. Их было много, человек двадцать. «Все правильно, – подумал Борис. – Без энергии им тут делать нечего, ясно, что все силы бросили именно сюда».
Он прижался щекой к деревянной накладке, прицелился и дал длинную очередь, чуть поведя стволом влево. Еще очередь, еще одна. Немцы попадали в снег и открыли ответный огонь, кто-то резко и визгливо выкрикивал команды. Может, командир сомневался, что в них стреляют партизаны? Может, он решил, что это немецкий солдат поливает их из пулемета, одурев от страха?
Осмотревшись по сторонам, Борис убедился, что коробки с пулеметными лентами на месте, где им и положено быть. Укреплены вдоль бортов. Он повернул ствол влево и несколькими очередями охладил пыл гитлеровцев, которые хотели обойти его сбоку. Снег – это вам не земля, в него не зароешься, не спрячешься. Коган стрелял короткими очередями, выбивая немцев из редкой цепи, фонтанчики от пуль прыгали между солдатами, настигая то одного, то другого. Еще немного, и фашисты стали отползать, а потом побежали. И только теперь Борис понял, что по его щеке течет кровь. Он повел плечом, потоптался ногами. Боли нет, не ранен. Бывает, что в пылу боя не заметишь, как тебя зацепило.
Каждая группа отходила своим маршрутом. Баккен осмотрел голову русского, дал ему в руку тампон, свернутый из бинта и велел держать так. До леса они добрались без происшествий.
Борис оглянулся. От сараев ничего не осталось, в небо поднимались несколько чадящих столбов, у основания которых трепетал и метался красный огонь. Горело дизельное топливо, растекаясь по снегу.
Буторин давно уже так не бегал. Нет, разумеется, когда они готовились к этой операции, им приходилось бегать по пересеченной местности. Но одно дело тренировка, а другое дело, когда тебя гонят уже третий час подряд, и ты не можешь перейти на шаг, восстановить дыхание, просто передохнуть. На машине, конечно, было легче, но дорог здесь мало, почти нет совсем. Устроить засаду, остановить его на грузовике могли в любую минуту. Пришлось разбить машину и попытаться сбросить ее со скалы, чтобы сбить немцев с толку. Пусть бы поискали его внизу. Так нет, не получилось. Дурацкая немецкая машина зацепилась колесом за край скалы и не пошла вниз, так и горела на склоне.