– Мы должны дружить с русскими, – говорила Сигни, подливая своим гостям домашнего ягодного вина. – Так было всегда, наши народы всегда были близки. Нас разделяет всего лишь одно море, мы живем на разных берегах, но море у нас общее. Во времена древних конунгов они женили своих сыновей на славянских княжнах. И своих дочерей отдавали за славянских молодых князей. Мы вместе сражались в битвах, мы вступали в союзы против общих врагов. И мы никогда не были врагами с русскими. Наши воины всегда плавали по этим морям и часто в одних ладьях, потому что в те времена меч стоил дорого, а меч честного воина еще дороже. Это был клан викингов, воинов, которые составляли союз и воевали на стороне справедливости. Защищали караваны от морских разбойников, приходили на помощь монархам, когда назревала опасность. Это был наш мир, в котором мы были братьями.
– Вы очень хорошо сказали, Сигни, – кивнул Буторин. – Мы ведь и сейчас братья с норвежцами. Нам нечего делить, у нас общий враг, и мы сражаемся с ним вместе. А когда кончится война, мы снова станем торговать, помогать друг другу и дружить, как это было раньше.
– Знаете, Виктор, у нашего народа до сих пор сохранились сказания о славянском князе. Он правил народом, который жил на севере вашей страны, на берегах холодного моря. Храбрый князь, который спас конунга Сигурда Ринга, который воевал с Харольдом Боезубом. Звали его князь Бравлин Буривой. Он участвовал в битве и принес победу Сигурду. И в честь вашего князя названа была крепость Браваллы и местность вокруг. И было это тысячу лет назад, но наш народ помнит вашего князя.
Черный «Хорьх» резко развернулся на площади, мазнув светом фар по стенам старинных зданий, и остановился. Фары погасли. Мужчина в сером драповом пальто с меховым воротником, стоявший возле столба под часами, неторопливо осмотрелся по сторонам, потом двинулся к машине.
– Что случилось, оберштурмбаннфюрер? – спросил он, усаживаясь на переднее сиденье.
– Русские в Норвегии, Раске, – коротко сказал Ветцлер с заднего сиденья, и его лицо осветилось огоньком сигареты.
– Парашютисты?
– Нет. Состав группы неизвестен. Ясно только, что их несколько человек и они проникали в северные провинции разными путями. Сейчас они, судя по всему, на севере, в Тромсе или Финмарке.
– С кем они вступали в контакт? С партизанами, с англичанами?
– В двух случаях, о которых мне доложила агентура, они столкнулись с партизанами. Судя по всему, переброска в Норвегию у них прошла с осложнениями, но связь у них здесь есть. Это совершенно точно. Есть сведения, что у русских был контакт с англичанами. Это Джордж Гилберт.
– Гилберт? – Рыжеволосый Йенс Раске нахмурился. – Если он снова в Норвегии, значит, готовится какая-то морская операция. Вот уже год мы не можем выйти на этого человека. Он появляется и исчезает, действует дерзко. И мы не можем подвести к нему ни одного своего агента. Он их как будто чувствует на расстоянии. Хитер и осторожен, как лис. Я предлагаю подготовить облаву и прочесать все места, где Гилберт может находиться в данный момент.
– Ни в коем случае, Йенс, – возразил Ветцлер и снова затянулся сигаретой. – Скорее всего, эта облава кроме шума и паники ничего не даст. Гилберт никогда не ночует дважды в одном и том же месте, никто не знает его планов и намерений, кроме самых близких, проверенных и надежных. Но и они действуют по той же схеме. Только собирать информацию, анализировать новые сведения. Мы должны заранее знать, что готовится, где готовится и какими силами. Помните запрос на сведения синоптических постов? Я думаю, что готовится какая-то операция с воздуха. Вот уже первый факт, в котором мы можем быть уверены! И еще один важнейший момент – Венге. Пусть нас выведут на Венге, а потом мы устроим им здесь чистку!
Хмурый молодой командир партизан вошел к русским в комнату и, не глядя им в глаза, буркнул по-немецки:
– Вы идете с нами. Здесь опасно оставаться.
– Что случилось? – Сосновский вскочил на ноги и принялся натягивать куртку, кивнул Шелестову, чтобы тот тоже собирался.
– Торопитесь, немцы скоро будут здесь.
Передав слова норвежца, Сосновский быстро оделся, с сожалением похлопал себя по карманам, в которых не было сейчас даже пистолета. Они выбежали в темноту улицы, где уже собирались партизаны. Среди них было несколько женщин и даже два мальчика-подростка. Откуда-то взялся грузовик. При свете фар в кузов стали сажать женщин, забрасывать туда какие-то вещи, мешки, матрацы. Поставили несколько ящиков, как показалась Шелестову, с патронами. Он покрутился на месте, рассматривая партизан, потом спросил Сосновского:
– Ты видишь этого Андресена, который требовал нашего расстрела? Нет? И я не вижу.
– А что он тебе? – удивился Сосновский.
– Да так. – Шелестов пожал плечами. – Привычка такая по жизни у меня, когда кто-то больше всех возникает, сомневается или жалуется, а потом в кризисной ситуации вдруг исчезает, это меня всегда настораживает. Ладно, черт с ним. Нам-то что приказали делать?