Атомный перебежчик

22
18
20
22
24
26
28
30

– Ну, давай выбираться. – Шелестов посмотрел вверх, где над головой образовалась проталина, в которую выходил дым. – Кажется, там давно все стихло. Трудно будет без лыж. Снегу навалило, я думаю, по колено.

Забитый снегом проход расчищали руками, толстыми ветками, отгребали в сторону ногами. Оказалось, что проход был забит чуть ли не на метр снегом. Около часа они с Сосновским работали, и когда последние комья рыхлого снега выпали им под ноги и в лицо ударило солнце, Шелестов облегченно вздохнул.

– Командир! – резко выкрикнул Сосновский и отшатнулся назад.

– Спокойно, Миша, спокойно. – Шелестов вытер о штаны мокрые руки и сунул их в карманы.

Норвежцев было шестеро, и все они были вооружены «шмайсерами» и финскими «суоми» с барабанными магазинами. Так попасться было очень глупо, но ситуация безвыходная. Случайность – и ничего больше. И никакого оружия, кроме ножей.

Один из норвежцев сказал что-то угрожающее, но его остановил другой, помоложе. Шелестов повернул голову и, не упуская норвежцев из поля зрения, сказал:

– Миша, а поговори-ка с ними по-немецки.

– Чтобы нас точно за немцев приняли? – проворчал Сосновский. – Так по-дурацки получилось.

– Эй, – позвал моложавый норвежец. – Вы русские?

Говорил он с ужасным акцентом, но ясно, что понимал русскую речь. По крайней мере, можно было договориться. Был шанс, что их не пристрелят сразу.

– Русские, – кивнул Шелестов. – А ты говоришь по-русски?

– Очень плохо, – покачал норвежец головой. – Знаю несколько слов.

– А по-немецки понимаешь? – осведомился Сосновский на чистом и правильном немецком.

Норвежцы дружно вскинули свое оружие. Шелестов предостерегающе поднял обе руки. Хотя, если люди при звуке немецкой речи хватаются за оружие, это хороший знак. Значит, они немцев, мягко говоря, недолюбливают.

Сосновский вышел вперед и, глядя норвежцам в глаза, переводя взгляд с одного на другого, заговорил по-немецки. Он говорил и видел, что его почти все понимают.

– Вы подозреваете, что мы немцы? – говорил он. – А зачем немцам прятаться и переодеваться? Они и так ведут себя в вашей стране как хозяева. Открыто! Где ваша армия, где фронт, где ваши солдаты? Гордые норвежцы, викинги! Скажите мне, когда русские были вам врагами? Наша страна обливается кровью, но мы стоим, мы сражаемся, мы бьем врага. И к вам пришли не как враги, мы пришли как друзья, пришли за помощью. Почему мы здесь, в этой пещере? Да потому, что неудачно высадились с лодки, утопили снаряжение и оружие. Вы патриоты, вы боретесь с нацистами? Так помогите нам! Помогите нам добраться до людей, которые нас здесь ждут! Мы пришли сражаться, у нас общий враг! А вы целитесь в нас, безоружных!

Сосновский закончил свою эмоциональную речь и снисходительно посмотрел на норвежцев. К сожалению, его горячие слова не произвели особого впечатления на этих суровых людей. Да, он говорил обидные вещи, взывал к совести и гордости, но он говорил это людям, у которых враг оккупировал страну, у которых правительство в изгнании, и они сами вынуждены скрываться на своих землях. Чего он пытался добиться? Что они заплачут и станут извиняться, размазывая слезы по лицу?

– Ну что? – осведомился Шелестов. – Что ты им сказал? Где счастливые лица и радушный прием?

– А хрен их знает, – буркнул Михаил. – Может, не все поняли? Но один или двое точно знают немецкий. А судя по тому, что не переспрашивают, что я говорил, все остальные тоже в курсе.

– Кого вы ищете и зачем пришли к нам? – спросил молодой человек, видимо, командир.