Просторы замерзшего озера появились неожиданно, когда деревья вдруг расступились.
– Вот здесь, – показал рукой Лунд. – Видишь вон там, на другом берегу, острую скалу? В этом треугольнике от той скалы, этого высокого берега и вон того округлого мыса должны зажечь костры.
– Но я ничего не вижу! – Коган всматривался в белое поле. – Костры еще не подготовили?
– Подготовили еще вчера, – ответил норвежец. – Просто прикрыли белой тканью, чтобы в глаза не бросались. Наши люди должны быть справа, на другом берегу. Там сейчас держат канистры с бензином и ждут условленного времени. Еще час.
– Смотри, немцы! – подойдя к краю берега, показал рукой Коган.
– Будьте вы прокляты! – проворчал норвежец. – Они уже здесь. И тишина, значит, партизаны ничего не знают, а эти притаились и ждут парашютистов, чтобы взять их во время приземления! Их там человек десять-пятнадцать.
– А вон еще слева, смотри! – Коган показал туда, где к берегу выходила дорога.
За деревьями стоял грузовик, выкрашенный белой краской. Значит, там еще человек десять или двадцать. И так, видимо, по всему берегу в районе высадки. Надо как-то прорваться к своим и предупредить. Если просто открыть по немцам огонь, завязать здесь бой, там ничего не поймут. Они не смогут даже передать сигнал опасности пилоту.
– Хевард, ты знаешь эти места? – спросил Коган. – Тут есть еще открытые и ровные площадки, кроме замерзшего озера?
– Есть еще одно озеро, только намного меньше. Оно там, в полукилометре отсюда, на северо-запад.
– Ясно! – обрадовался Коган. – Я думаю, окружать это озеро у немцев людей не хватит. Да и незачем им окружать. Увидят, что парашютистов выбросили с самолета и атакуют. Кого перебьют, кого живьем возьмут. Слушай, Хевард, нужно костры зажечь на другом озере. И самим атаковать немцев, открыть по ним огонь и удерживать здесь, пока парашютисты-подрывники не будут в безопасности.
– Можно, – согласился Лунд. – Только людей у нас маловато. Здесь всего двадцать два человека: пятнадцать с базы «Ласточка» и семеро моих. Да и как нам пробраться к своим на мыс? Единственный путь – по берегу отсюда, а внизу гитлеровцы. Если на мотоцикле объезжать, то только по дороге, но она выйдет слева к берегу, а там грузовик и автоматчики. А справа, так это километров пять-десять вокруг леса.
– В баке мотоцикла бензина много?
– Не знаю. Думаю, что литра три. А что ты задумал?
– Понимаешь, Хевард. – Коган положил норвежцу руку на плечо. – Сейчас война и все подчинено войне. А когда она кончится, тогда… Все будет по-другому, и жизнь начнется другая. Все мы что-то теряем. Если мы откроем бензобак твоего мотоцикла, бросим в него две гранаты и столкнем вниз на немцев, то им будет не до нас. Мы сможем берегом пробиться к твоим товарищам на мыс. Другого выхода я не вижу. Нас просто подстрелят, когда мы побежим по снегу.
– Вот, значит, что ты придумал, – тихо произнес Лунд.
Норвежец молчал около минуты, глядя на озеро. Когану уже стало казаться, что частнособственнические настроения возьмут верх над здравым смыслом и общим делом борьбы против оккупантов. Мысленно Борис даже попросил не разочаровывать его. Он ведь с таким уважением относился к этому человеку. Но что делать, если воспитаны норвежцы иначе, чем мы. Могут и мелкие интересы возобладать.
Лунд обернулся и хлопнул русского по плечу:
– Пошли! Мне твоя идея нравится!
До края леса, откуда начинался крутой спуск к берегу, мотоцикл докатили вручную. Немцы внизу окопались в снегу, установив два пулемета. Все они были одеты в белые маскировочные костюмы. Несколько человек вели наблюдение за озером и небом, остальные грелись возле самодельных печек.