У Зиссель голова шла кругом: столько всего было вокруг, такая толкотня и гомон. Она держалась поближе к Иавину и Брахе и с радостью взяла бы Иавина за руку, но делать этого, конечно, было нельзя. Идти за руку с прислужником – да люди не поверили бы своим глазам!
Браха остановилась у лотка с дешевыми украшениями, поясами, побрякушками и безделушками. Чуть поодаль на тростниковой циновке, рядом с целой пирамидой таких же, только туго свернутых, циновок сидел другой торговец. Среди его товаров были и корзины, и верши, и игрушки из плетеной соломы.
У заинтересовавшего Браху лотка толпилось слишком много народу, а запах недавно сплетенных циновок напомнил Зиссель о доме. Она подошла к продавцу циновок, и тот улыбнулся ей. Он был почти лысым, только на затылке еще оставался небольшой венец черных кудрей. Что-то в нем показалось Зиссель знакомым, и она невольно улыбнулась ему в ответ и потянулась к соломенной птичке. Вот бы повесить такую над колыбелькой Менахема!
Она взяла птичку в руку, чтобы рассмотреть поближе, но тут кто-то, пробегая мимо, толкнул ее в спину, и она потеряла равновесие. В поисках опоры левая рука невольно выскользнула из складки туники, но торговец уже подскочил и поймал девочку.
Зиссель вырвалась из его рук и уронила птичку.
– Тс-с! Не бойся. Я только хотел помочь. – Торговец говорил тихо и быстро. – Меня бояться нечего, Зиссель. Ведь это ты? Не узнаешь меня?
Зиссель застыла. Нельзя показывать, что она его понимает! Ведь она глухая! Но она слышала каждое слово. Не сходя с места, она внимательно посмотрела на него. Говорит он так же, как говорят у нее дома, у источников. Те же певучие интонации, да и голос знакомый. И все же она видит его впервые… или нет?
– Это я, Яри. Твой сосед. Ты тогда была еще маленькая, но я узнал твое лицо. И руку, конечно. Тебе тогда было года три-четыре, вот ты меня и не помнишь.
Зиссель пришла в себя. Она едва заметно кивнула в знак того, что понимает его. Потом показала на свои уши и пожала плечами.
– Глухая? – удивленно пробормотал он.
Как странно, ведь раньше она слышала хорошо! Но торговец тут же подыграл ей. Много лет прожив в Сионе, он привык к секретам на каждом шагу, ко лжи и перешептываниям, к разговорам, меняющим направление резче, чем стаи ласточек над крышами.
Никто в Сионе не вступал в беседу просто так, без задней мысли. В этом городе твои слова в любой момент могли обернуться против тебя.
Яри поднял птичку, которую уронила Зиссель, и протянул ей.
– Эту птичку я сделал сам, – сказал он, нарочито тыча пальцем в грудь, чтобы «глухая» поняла его.
Улицы кишели слугами знати и царя. Они ничего не упускают из виду и обо всем докладывают хозяевам. Кроме того, на Зиссель одежда старшей прислужницы, а ведь он знал ее застенчивой деревенской девчушкой с грязными босыми ногами.
Должно быть, в какой-то момент жизнь ее круто изменилась, и, не зная, в какую именно сторону, Яри держал ухо востро.
– У отца научился. Он плетельщик тростника в одном селении у источников, – многозначительно добавил он.
На нем была грубая запыленная туника. Щеки круглые, розовые, руки – широкие и мозолистые от плетения и работы с тугими ивовыми прутьями и тростником. Зиссель заглянула в его карие глаза.
– Я передавал родителям весточку, – прошептал он. – Мой старший брат погиб – царские работы сломили его, а у меня должен был родиться ребенок, пришлось жениться. Вернуться домой я не мог. Я… Мои родители… Живы ли они?
Зиссель едва заметно кивнула.
ebooksa