Перед окончанием смены Степан Данилыч, не глядя на Юрия, приказал:
— После работы поведу тебя к отцу: будем тебя стыдить — оба!
Юрий молча наклонил голову.
Выйдя из проходной, Степан Данилыч холодно приказал Юрию не отставать от него.
— Еще убежишь! — фыркнул он.
— Нет, зачем же,— спокойно возразил Юрий и послушно пошел рядом.
«Ишь ты! — возмущенно думал Карпов.— Еще какие-то штучки выкидывает!»
Степан Данилыч исподлобья следил за юношей, ища в лице его следы смущения и стыда. Но странно: Юрий шагал рядом с такой готовностью, что, казалось, именно такой развязки он хотел.
— Стой! — вдруг крикнул Степан Данилыч.— Ты что так ходко шагаешь?
— Шагаю, как и вы,— чуть улыбнулся Юрий.
Степан Данилыч совершенно вышел из себя, затопал и застучал об асфальт своей кизиловой палкой.
— Ты меня улыбочками не дразни!.. Подлец ты — вот ты кто! Ты своих мыслишек от меня и отца все равно не скроешь!
— И совсем не собираюсь скрывать,— твердо сказал Юрий и вдруг пошел совсем близко, почти касаясь Карпова плечом.
— Скажите, Степан Данилыч,— спросил он вдруг, требовательно взглянув на учителя большими искристыми глазами,— почему вы хотите, чтобы я подражал только вам? Ведь вы этого хотите?
— Стой! — и Карпов остановился от неожиданности.— Погоди, к чему ты это? Ну, допустим, я этого хочу, и что худого подражать мне? Что худого, ну?
Юрий серьезно усмехнулся:
— Не в этом дело. Вы мне все хорошее давали, спасибо вам за это. Но подумайте: неужели наши советские двадцать пять лет прошли для того, чтобы подражать тому, что было... сорок лет назад?!
— Что же, тебе учеником быть неохота?
— Зачем вы так говорите! Без ученичества невозможно. Однако вы ученик, и мы ученики — это совсем разные люди.
— Вот те на! Я не рабочий класс, что ли, был тогда?