Дедову не везло. На этот раз он был уверен, что Елкин возьмет свое, как всегда, и поддержал его, чтобы не повесить себе на шею еще один несбыточный проект, хоть однажды оказаться правым. И вдруг несбыточное делается. Он опять просчитался и ругал себя, что отступил от правила — быть смелым. Его предложения были не так плохи, единственное, что губило их, — смелость и дороговизна. Если б не экономили, многие из его предложений были бы приняты. Он плохо понимал задачу времени — беречь деньги — и потому не находил сторонников.
Пробили штольню, зарядили ее шестью тоннами аммонала, к аммоналу протянули электропровод и штольню закупорили.
Ущелье молчало. Люди стояли на каменной гряде. Елкин кривил губы. Дедов с ехидцей поглядывал на бригадира и ворчал:
— Желаю успеха, готов поздравлять, радоваться готов.
Бригадир покуривал, переминался: в последний момент у него появилось беспокойство — выйдет ли?
Из ущелья поднялся рабочий.
— Можно, — сказал он.
Бригадир соединил провода. Утес приподнялся, как шляпа, подхваченная ветром. Ущелье загудело. Дрогнула каменная стена под ногами у людей.
— Целеньким упадет! — взвизгнул Свернутый нос. — Целеньким!
Бригадир обернулся на него и сдвинул брови.
Исатай дернул Тансыка и выкрикнул:
— Я видел, все видел! Хорошо…
Утес опустился, треснул, начал разваливаться. Посыпались камни, красно-бурая пыль поднялась вихрем и полетела с ветром вдоль ущелья.
Бригадир побежал к утесу, за ним — все. Тансык оставил Исатая и запрыгал, точно горный козел.
— Разорвало! — крикнул он. — Весь разорвало! — и пустился в пляс вокруг компрессора.
Взрыв утеса для Тансыка был прыжком к новой земле, и мог ли он с меньшей радостью встретить его крушение?
Столпились у груды щебня. Бригадир спросил Елкина:
— Ну как? Камень не мелок, не крупен?
— Самый раз. Молодец, право, ты молодец!
Дедов шипел: