— Да не тарахти ты!
— И поговорить уж нельзя, — обиделась болтунья.
Все сурово поглядели на нее, точно и в самом деле нельзя было говорить.
Гудок завыл глуше, с перерывами и вздохами, временами в его гуле слышались явственные стоны.
— Умирает, отходит наш заводик, — прошептала старуха и вздохнула.
— И я об этом же говорила, — опять начала неугомонная.
— Ты говорила: гудок прорвался.
— Все едино, что гудок, что завод.
— Не мели уж, мельница! Гудок, завод… Гудок исправить — малое дело, а завод сызнова пустить… Айдате, бабоньки, домой!
Подняли ведра и молча начали взбираться на гору, к домам, в которых брызнули огоньки. На земле лежала ночь. Густой синевой она прикрыла дома и седой туман развесила над прудом. Умирающий завод стонал и надрывался, пока не выдохнул все пары из своих железных легких.
Поздней обыкновенного простучали по улицам шаги последней смены, тревожней прошумели ее голоса. В ту ночь на заводской плотине не гуляли парни и девушки, не пели песен, не играли на гармонях, сторожа не перезванивались, и даже собаки как-то присмирели. Всем чудилось, что не затихли крики завода, еле слышными отзвуками летают они над горами и в поднебесье, кружатся над холодными, пустыми корпусами, над поселком. На площади, у ворот стояли группами рабочие и сосредоточенно вслушивались в эти неявственные отзвуки. Мало кто говорил, только иногда вырывалось у кого-нибудь протяжное со вздохом: «Да-а…» Ему отзывались: «Дела-а…» — и надолго умолкали.
Рабочий Петр Милехин вернулся домой перед утром, сердито сдернул куртку, кинул в угол картуз и недружелюбно спросил жену:
— Постель готова?
— Давно готова… Умойся да садись поужинай! Уха из свежих окуней. Степка принес полный туес.
— Не хочу. Убери!
— Ел, что ли, где?
— В цехе железо грыз. Дай-ка воды!..
Жена шмыгнула в сени, а Милехин заметил дремавшего в уголке сына Степу и набросился на него:
— А ты чего тут? Пошел спать!
— Да я, да я… — запутался Степа.
ebooksa