Парень с большим именем

22
18
20
22
24
26
28
30

— Кому говорят? Бревно ты аль человек?! У меня чтобы не рыскать по ночам, а как солнце на покой, ты на сеновал!

— Да я… — начал Степа оправдываться, что он и не бегал, а ждал его, отца.

— Поразговаривай! — Отцовская рука взяла сына за ухо и вытолкнула в сени.

В слезах убежал парень на сеновал к Якуне, который приходился ему дядей и состоял пастухом при коровах.

Мать принесла воды и упрекнула мужа:

— С чего ты на парня набросился? Он тебя все ждал, хотел окуней показать. Ох, отец, отец, кто здесь причинен, если завод закрыли?

— Замолчи, мать! Никто не причинен. А сердце на ком-то сорвать надо?!

— Срывай на мне! Привыкла уж.

— Ну-ну. Не жалей воды: Ирень пока еще не высохла, — добрей заговорил Петр: его успокоила прохладная и чистая вода.

Жена опять намекнула, чтобы он попробовал уху из свежих окуней.

— Аппетиту нет. Дай успокоиться, тогда и попробую. Утром, завтра. — И Милехин лег в постель.

Один Якуня-пастух спокойно спал в ту ночь под крышей милехинского дома, насвистывал носом и видел сон.

Лежит будто он, Якуня, на мягком душистом мху, над ним звездочки перемигиваются, шалят.

«Их вы мои резвушки!» — говорит им Якуня. Легко у него на душе, так легко, что готов жить вечно и беспредельно.

Коровы нагулялись за день, ушли по домам. Остался Якуня полежать под небушком наедине сам с собой. Только вдруг чудится ему, что плачет кто-то поблизости, горько плачет. Слушает Якуня, ловит ухом плач и хмыкает:

«Хм… телок ведь плачет, видно, заплутался, бедняга. Только чей же это телок? Красный от Сидоровой буренки, пестрый от Ивановой, дымчатый, со звездочкой на лбу и все прочие телки ушли домой, сам видел и по дворам их развел. Уж не родила ли какая буренка и не оставила ли новорожденного в лесу?»

Шарит Якуня рукой и там и сям, ищет свой рожок, чтобы взять его и идти разыскивать теленка, да затерялся рожок, не попадает под руку. Встает Якуня и шарит дальше. Вот и нашел.

«Ах ты, мать моя, матушка, — говорит Якуня, — это же не рожок, а живой телок, горячий, и плачет и трепыхается».

«Якуня, дядя Якуня, — говорит телок человеческим голосом, — пить хочу… Я бы сам пошел, да боюсь тятьки, изобьет».

«А кто же твой тятька, какой бычок?»