Парень с большим именем

Был жив.

— Тогда я к нему, надо проведать.

Пастух и музейщик были давними друзьями. Якуня показал Кучерову в горах и тайге много интересных каменных глыб и скал, искореженных деревьев, пней, которые теперь красуются в музее. При нем Кучеров не закрывал свою записную книжку: то незнакомое словечко выпустит Якуня, то целую поговорку: «Пошел человек по золото, считай: ушел неворотно». (Случалось нередко, что золотоискатели не возвращались домой, вместо золота находили себе смерть.)

— Жив! — обрадовался Якуне Кучеров. — Посудачим еще разок.

— Мне умирать нельзя, — отозвался Якуня. — Коровушки сильно молока сбавят.

— Да живи, живи! Никому не мешаешь, — сказала Марья.

— Недавнось помешал было. — И Якуня пожалобился Кучерову, как пробовали отставить его от пастушества. — Спасибо коровушкам, они выручили. Скотинка, она умней человека бывает. Человек думает: ох, завод, крепко, железно, вечно. А завод погудел, пошумел, нагрязнил, надымил и не понадобился. А скотинка знает: без нее не живать человеку, а ей не гулять без пастуха. Так что я вечно буду надобен.

— Вечных не бывает, — всунулся в разговор Степка. — Сколь ни храбрись, а придется отдавать дудку.

— И отдам. Вот ему в музей. Дудочка стариннейшая, таких давно не делают. Могу отдать и кафтан, и лапти, и ложку, — расщедрился Якуня. Но Старье берем сказал, что ему интересна одна дудочка, а кафтанов, лаптей, ложек в музее завал.

— Вечных не бывает, говоришь? — вдруг обратился Кучеров к Степе.

— Все умирают.

— Как тебя зовут, умник?

— Степкой.

— Степаном. Хорошее имя, большое, высокое. Вечное имя.

— Вечное? — удивился Степка. — Кто же вечный-то?

— Учишься? — спросил Кучеров.

— Пять зим ходил.

— Тогда знать должен.

Но по растерянному, глупому лицу парня было ясно, что не знает.

— Степан Разин, Степан Халтурин, Степан Чумпин.