— Как это ты решилась поехать, а если без тебя директор пол в бараке разберет?
— Разберет, другой настелет, — смеялась Охрана труда.
— Нет, все-таки оставить рабочих на два дня…
— Директор отдохнет, кровь ему не буду портить.
— Ишь, за директора вступаешься, значит, все враки, что ты на ножах с ним.
На вокзале к экскурсии присоединился работник музея Кучеров. Он был в своем неизменном виде «Старье берем» — одет в потасканное пальтецо, обут в замызганные, стоптанные сапоги, в одной руке чемодан, в другой портфель, на спине рюкзак.
— Вы, товарищ Кучеров, с нами? — спросил его Степа.
— Это наш руководитель, — ответил ему быстрый на все Коркин.
— А что вас интересует? — спросил Степу Кучеров.
— Я забыл фамилию третьего Степана. Скажите, пожалуйста!
— Э… это что же? Э… какого Степана?
— Вы говорили, что есть три больших Степана. Знать их надо каждому. Двух я запомнил, а третьего позабыл.
— Каких запомнил?
— Разина и Халтурина.
— А третий Чумпин. Вот сегодня к нему едем. Помню, говорил. Ты из Дуванского, тоже Степан?
— Степка Милехин, дяди Якуни племянник.
— Парень с большим именем. — Кучеров похлопал Степу по спине. — И сам будь большой! Как поживает Якуня?
— Помер. Я дудочку привез, могу отдать вам.
— Это не к спеху, занесешь как-нибудь. Помер. Жалко. Святой был человек, безобидный. Про Чумпина я буду потом рассказывать.
День был теплый и удивительно ясный, земля переживала бабье лето. Деревья начинали ронять увядшую листву, которая в последние дни своей жизни окрасилась в яркие цвета, точно родилась в пламени мартена. В воспоминание о весне на скошенных полянах поднималась густая зеленая отава. Многие цветы расцвели по второму разу. Далекие горы синевели нежней, чем в мае. Ветра не было, этот неустанный бродяга где-то отдыхал, и бескрылые облака неподвижно остановились на небе. Поезд, как молодой задорный жеребенок, быстро поднимался на горы, еще быстрей скатывался в долины, фыркал и звонко покрикивал гудком.