Парень с большим именем

22
18
20
22
24
26
28
30

— Не старайся, Матрена Николаевна, ничего там не увидишь.

— А ты-то как же видишь? — озадаченно спросила Матрена.

— И я не вижу. Ни там, ни здесь, ничего не вижу. Отемнел. Возьми-ка меня за руку. Один, без поводыря, отходил ваш Лука.

Отемневший одинокий Лука остался доживать в Ваничах. В благодарность за колодец ему назначили пропитание, для жилья Матрена отвела в своем доме комнатку. Одежда и обувь у Луки была своя — из бычьей кожи, из толстого брезента, — все несокрушимой крепости. Поводырей — целая деревня.

Ходил Лука не много, и чаще всего к колодцу. Придет, сядет на поваленную ветром березу и слушает, как журчит колодезное колесо, звякают ведра, плещется вода, о чем говорят бабы, девки, ребятишки, припоминает, какие у них лица, и постепенно забывает, что слеп.

Из поводырей он больше всех любил Анку. Когда в его слабой руке была еще более слабая рука, он начинал чувствовать себя сильным, прежним богатырем, который без ворота спускал в колодцы и поднимал вверх своего помощника.

Анке, в свою очередь, полюбилась должность поводыря. Ведя большого Луку, который выше и седей всех на деревне, у которого борода с веник, а в каждый сапог уходит по ведру воды, она чувствовала и себя невиданной великаншей. Недаром все уступали ей дорогу, даже приостанавливали подводы, и не пустые, а с поклажей. Кроме того, дед Лука знал много всяких интересных былей и небылиц. Скоро и малый и старый сделались неразлучными друзьями.

Лука думал, что вслед за зрением от него уйдут и все остальные силы. Но этого не случилось. Напротив, даже прибавилось в ушах чуткости, в руках ловкости и во всем теле памяти. Одевался и раздевался он как зрячий, по-прежнему быстро и аккуратно. Достаточно было ему пройти по какому-либо месту раз-два, чтобы потом ходить там уже без поводыря. Идя по улице, он без ошибки определял, что находится близ него. Эта способность казалась Анке особенно интересной, и она постоянно экзаменовала Луку:

— А теперь где мы?

— Против дома Никиты.

— А теперь?

— Напротив его же амбара.

— А теперь?

— Подходим ко второму мостику.

— Много ли осталось?

— Четыре моих шага.

— А моих?

— Восемь.

Тогда Анка всхлопывала в удивлении ладошками:

— Нет, дедушка Лука, ты видишь. Ты понарошку сделался слепым. Скажи правду мне одной, на ушко. Другим я никому не скажу. Ни Лешке, ни маме.