— Ладно, внучка, скажу: слепой я по правде.
Тогда Анка спрашивала:
— А я так смогу?
— Всяк сможет, если поучится.
— Давай учиться. Я буду слепая, а ты мой поводырь.
Анка закрывала глаза. Лука вел ее за руку и спрашивал:
— Где идем?
Через десять — двадцать шагов Анка начинала отвечать невпопад, и Лука поправлял ее. Она открывала глаза, убеждалась в своей ошибке и снова твердила:
— Нет. Ты самый-самый зрячий.
— А вспомни, как мы вначале ходили, как я выспрашивал, что противу нас. Ты мне говорила, а я шаги считал. Вот и размерил все и без глаз видеть научился. У тебя, твоими глазами научился.
— Тебя научила, а сама не могу, — кручинилась Анка.
Видеть, не глядя, было так заманчиво. Тогда бы она знала, что делается и ночью, когда она спит, и что там, вдалеке, за лесами и болотами.
Убедившись, что жить ему еще немало, Лука решил приспособиться к какой-нибудь работе. Первую работу ему подсказало журчание колодезного колеса. Лука поднялся с поваленной березы, уверенно подошел к колесу — тут он знал все до последнего вершка — и взялся за спицы.
— Попробую-ка. — Он завертел колесо. — Хлеб дарма есть стыдно: всю жизнь трудовой ел.
Умные рабочие руки быстро научились находить нужную спицу. Звякнувшая кольцом о вал цепь сказала Луке, что бадья поднялась на свет. Он нашарил ее, вылил в широкую деревянную колоду и спросил:
— Как, девоньки, не промахнулся?
— Ни единой капельки мимо.
— В таком случае идите делайте другое, а воду я накачаю.
Скотницы ушли, Лука наполнил все три колоды, выходил еще одну бадью и оставил полной на срубе. Мало ли кому может пригодиться. Пускай стоит: запас хлеба не просит.
С того дня Лука взял за правило держать колоды полными и бадью про запас. Тогда скотницы начали справляться втроем, четвертая перешла на другую работу.